Скорбь Сатаны

– Я тоже этого боюсь! – и он посмотрел на меня со странной насмешкой. – Я очень этого боюсь! И поскольку его шансы так малы, я скорее уважаю его за то, что он заклятый враг столь никчемного племени! – Он помолчал немного, затем добавил: – Интересно, как нам удалось перейти к такой абсурдной теме разговора? Это скучно и неинтересно, как и все духовные темы. Моя цель, отправив вас в это путешествие, состоит не в том, чтобы предаваться субъективным спорам, а в том, чтобы заставить вас забыть о своих проблемах настолько, насколько это возможно, и наслаждаться настоящим, пока оно длится.

В его голосе звучали ноты сострадательной доброты, которая сразу же пробудила во мне острое чувство жалости к себе, что сильнее всего ослабляет силу воли. Я тяжко вздохнул. – Воистину, я страдал, – сказал я, – больше, чем большинство людей!

– Даже больше, чем большинство миллионеров, что заслуживают страданий! – заявил Лучо с тем неизбежным оттенком сарказма, каким отличались некоторые из его самых дружелюбных замечаний. – Предполагается, что деньги компенсируют мужчине все, и даже богатая жена одного ирландского «патриота» нашла неприемлемым цепляться за свои денежные мешки, когда ее мужа объявили банкротом. Пусть люди говорят, как она его боготворила! Теперь, учитывая ваше изобилие наличности, следует признать, что судьба обошлась с вами несколько недоброжелательно!

Улыбка, которая была наполовину жестокой, наполовину сладкой, сияла в его глазах, когда он говорил, – и снова странное отвращение к нему заставило меня испытывать неприязнь и страх. И все же, какой очаровательной была его компания! Я не мог не признать, что путешествие с ним в Александрию на борту «Пламени» было полно очарования и роскоши на всем пути. В материальном смысле желать было нечего – все, что могло поразить разум или воображение, было продумано на борту этой замечательной яхты, летевшей по волнам, как сказочный корабль. Некоторые из матросов были искусными музыкантами, и тихими ночами или на закате они приносили струнные инструменты, и до наших ушей доносились самые нежные и восхитительные мелодии. Сам Лучо тоже часто пел – его звучный голос, казалось, разносился над всем обозримым морем и небом, с такой страстью, что могла бы привлечь и слух ангела. Постепенно мой разум пропитался этими обрывками скорбных, яростных или странных печальных мелодий, и я начал молча страдать от необъяснимой подавленности и предчувствия несчастья, а также от другого ужасного чувства, которому я едва мог дать название, – ужасной неуверенности в себе, как бывает с человеком, заблудившимся в дикой местности и близким к смерти. Я терпел эти приступы душевных мук в одиночестве, и в такие тоскливые, жгучие моменты мне казалось, что я схожу с ума. Я становился все более и более угрюмым и неразговорчивым, и когда мы наконец прибыли в Александрию, это не доставило мне никакого удовольствия. Место было для меня новым, но я не ощущал новизны – все казалось плоским, скучным и совершенно неинтересным. Тяжелое, почти летаргическое оцепенение сковало мой разум, и когда мы оставили яхту в гавани и отправились в Каир, я не ощущал никакого удовольствия от путешествия или интереса к тому, что видел. Я пришел в себя лишь частично, когда мы вступили во владение роскошной дахабией, со свитой сопровождающих специально зафрахтованной для нас, и подобно лотосу начали путешествие вверх по Нилу. Поросшая тростником, медлительная желтая река завораживала меня, я проводил долгие часы, вытянувшись во весь рост в шезлонге, глядя на плоские берега, песчаные холмы, разрушенные колонны и изуродованные храмы мертвых царств прошлого. Однажды вечером, размышляя таким образом, в то время как огромная золотая луна лениво поднималась в небо, чтобы взглянуть на обломки земных эпох, я сказал:

– Если бы только можно было увидеть эти древние города такими, какими они были когда-то, какие удивительные открытия можно было бы сделать! В конце концов, наши современные чудеса цивилизации и прогресса могут показаться мелкими пустяками, ибо я верю, что в наши дни мы лишь заново открываем то, что знали народы древности.

Лучо вынул сигару изо рта и задумчиво посмотрел на нее. Затем он взглянул на меня с полуулыбкой:

– Хотели бы вы увидеть возрожденный город? – спросил он. – Здесь, на этом самом месте, около шести тысяч лет назад правил царь с женщиной, не королевой, но его фавориткой (вполне в согласии с законами тех времен), которая была так же знаменита своей красотой и добродетелью, как эта река своим плодоносящим приливом. Здесь цивилизация достигла огромного прогресса – с тем единственным исключением, что она не переросла веру.