Скорбь Сатаны

Современные Франция и Англия превзошли древних в своем презрении к Богу и вероучению, в своем презрении к божественному, в невыразимой похоти и богохульстве. – Этим городом, – и он махнул рукой в сторону безлюдного участка берега, где колыхались заросли высокого тростника над чудовищным фрагментом упавшей колонны – правила сильная чистая вера его народа, и властительницей общественных дум в нем была женщина. Фаворитка короля была чем-то похожа на Мэйвис Клэр в том, что обладала гениальностью, а также такими качествами, как справедливость, ум, любовь, правдивость и самое благородное бескорыстие, – благодаря ей здесь царило счастье. Пока она жила, здесь был рай на земле, но, когда она умерла, его великолепию пришел конец. Женщина, если захочет, может добиться столь многого! И как мало делает она по обыкновению, проживая свою жизнь, как корова!

– Откуда вам известно все то, о чем вы мне рассказываете? – спросил я его.

– Я изучал архивы, – ответил он. – Современные мужчины заявляют, что у них нет времени читать то, что читаю я. Вы правы в том, что все новое – это всего лишь старое, заново изобретенное или заново открытое, – если бы вы пошли на шаг дальше и сказали, что нынешняя жизнь некоторых людей – это всего лишь продолжение их прошлого, вы бы не ошиблись. Теперь, если хотите, я могу, с помощью своей науки, показать вам город, стоявший здесь давным-давно, – «Прекрасный Город», как переводится его название с древнего языка.

Я вскинулся и удивленно посмотрел на него. Он невозмутимо встретил мой взгляд.

– Вы можете показать это мне? – воскликнул я. – Как вы можете сделать невозможное?

– Позвольте мне загипнотизировать вас, – ответил он, улыбаясь. – Моя система гипноза, к счастью, еще не открыта назойливыми исследователями оккультных материй, но она никогда не теряет своего эффекта, и я обещаю вам, что под моим влиянием вы увидите не только само место, но и людей.

Мое любопытство было сильно возбуждено, и мне хотелось попробовать предложенный эксперимент, больше, чем я мог показать.

Однако я рассмеялся с притворным безразличием.

– Я согласен! – ответил я. – Все равно я не думаю, что вы сможете меня загипнотизировать, у меня слишком сильная воля, – при этом замечании я увидел улыбку, темную и мрачную, появившуюся на его губах, – но вы можете попытаться.

Он сразу же встал и сделал знак одному из наших египетских слуг.

– Останови дахабию, Азима, – сказал он. – Мы остановимся здесь на ночь.

Азима, великолепный араб в живописных белых одеждах, приложил руки к голове в знак покорности и удалился, чтобы отдать приказ. Еще через несколько мгновений дахабия остановилась. Вокруг нас царила великая тишина, лунный свет лился на палубу, как желтое вино, вдалеке, за темными песками, одинокая колонна вырисовывалась на фоне неба так четко, что на ней почти можно было различить очертания чудовищного лица. Лучо стоял неподвижно, глядя мне прямо в лицо, ничего не говоря, но пристально разглядывая меня своим удивительно загадочным, меланхоличным взглядом, что, казалось, проникал насквозь и обжигал саму плоть. Словно птицу, очарованную взглядом василиска или змеи, манили меня его глаза – и все же я попытался улыбнуться и сказать что-нибудь безразличное. Мои усилия были бесполезны, – сознание быстро ускользало от меня, – небо, вода и луна кружились вокруг в погоне за первенством – я не мог пошевелиться, потому что мои конечности, казалось, были прикованы к креслу железными гирями, и несколько минут я был неподвижен и абсолютно бессилен. Затем внезапно мое зрение прояснилось (как мне показалось), мои чувства обострились и насторожились… я услышал звук торжественного марша, и там, – там, в свете полной луны, с тысячью огней, мерцающих на башнях и куполах, сиял «Прекрасный Город»!

XXXIX