Таким порядком мы спускались по лестнице, и, ведя под руку Сибил, я не мог не улыбаться, видя, с какой серьезностью и искренностью Лучо обсуждает вопросы веры с мисс Шарлоттой, и внезапный энтузиазм, охвативший почтенную старую деву, стоило ей услышать некоторые из его изречений, касавшихся духовенства, выраженных в самых теплых и полных уважения хвалебных словах, хотя мне он говорил нечто совершенно противоположное. Некий дух озорства очевидно подталкивал его к напыщенному подшучиванию над сопровождаемой благородной дамой, и в душе я немало забавлялся над его поведением.
– Так значит, вы знакомы с дражайшим каноником? – донеслись до меня слова мисс Шарлотты.
– И весьма близко! – с жаром отвечал Лучо. – Уверяю вас, что знакомство с ним большая честь для меня. Воистину это человек без изъяна! Почти что святой!
– Сколь чисты его помыслы! – вздохнула старая дева.
– И в нем нет ни тени ханжества! – торжественно прошептал Лучо.
– О да! Да, это так! И он такой…
Они скрылись в дверях гостиной, и больше я ничего не слышал. Я проследовал за ними с моей прекрасной спутницей, и через минуту все мы заняли свои места за столом.
Ужин проходил так, как это обычно заведено в больших имениях – сперва сурово, чопорно, формально; когда подавали второе, намечалась некая оттепель; приятное тепло взаимопонимания, наступавшее при подаче прохладительных напитков и десерта означало, что трапеза близится к завершению. Сперва беседа текла несколько невразумительно, но благодаря Лучо начинала принимать куда более веселый оборот. Я как мог старался развлечь леди Сибил, но, как и все красавицы высшего общества, она была довольно неважной слушательницей. Она держалась достаточно холодно, отвечала с неохотой – более того, вскоре я заключил, что она не слишком умна. Ей было неведомо искусство поддержать беседу или хотя бы сохранять видимость интереса к ее предмету; напротив, как многие дамы ее круга, она имела раздражающую привычку предаваться собственным мечтаниям, где вам не было места, ясно давая понять, что ей нет дела до ваших либо чьих-то других слов. Однако ее короткие замечания указывали на то, что под внешней мягкостью ее натуры скрывалась склонность к циничности и неуважению к мужчинам, и ее слова не раз язвили мое самолюбие вплоть до неприязни к ней, но тем сильнее росло мое стремление завладеть ей и сломить ее гордый дух, сделав ее покорной, какой подобает быть жене миллионера и гения. Гения? Да, помилуй бог, я считал себя таковым. Мое высокомерие имело двойственную природу – его порождали не только качества моего разума, но и осознание возможностей, дарованных мне моим богатством. Я был совершенно уверен, что славу можно купить с той же легкостью, что и цветы на рынке, как и в том, что могу купить любовь. Чтобы доказать истинность этого, я принялся зондировать почву в нужном направлении.
– Полагаю, – внезапно обратился я к графу, – вы раньше жили в Уорвикшире, Уиллоусмир-Корт, не так ли?
Граф побагровел, как при апоплексии, и поспешно глотнул шампанского.
– Да… эээ… да. Я… эээ… некоторое время владел поместьем – содержать его такая морока, нужна целая армия слуг!
– Совершенно верно, – кивнул я в ответ с понимающим видом. – Думаю, прислуги понадобится немало. Я только что приобрел это поместье.
Бесстрастность леди Сибил наконец изменила ей – весь ее облик странным образом оживился, а граф уставился на меня так, что глаза его, казалось, вот-вот вылезут из орбит.
– Вы?
– Да. Я телеграфировал своим юристам с просьбой уладить дело как можно быстрее, – тут я бросил взгляд на Лучо, чьи глаза, сверкавшие, как сталь, с неотрывным вниманием смотрели на графа. – Мне нравится Уорвикшир, а поскольку я собираюсь устраивать множество приемов, имение подойдет мне как нельзя лучше.
На мгновение все стихли. Мисс Шарлотта Фицрой глубоко вздохнула; вздрогнул кружевной бант в ее тщательно расчесанных на пробор волосах. Диана Чесни вскинула глаза, глядя на меня с интересом и слегка любопытствующей улыбкой.
– Сибил родилась в Уиллоусмире, – наконец несколько хрипло выговорил граф.
– Что ж, зная это, я еще больше очарован им, – тихо сказал я, кланяясь леди Сибил. – Много ли вы помните об этом месте?
– Конечно, конечно! – в ее голосе слышались нотки сильного душевного волнения. – Нет ни единого уголка в целом свете, что был бы так же мил мне! Я играла на лужайках под старыми дубами и всегда собирала первые фиалки и примулы, что расцветали на берегах Эйвона. А когда цвел боярышник, мне казалось, что усадебный парк был волшебной страной, а я была сказочной королевой…
– Вы и сейчас такая! – вдруг перебил ее Лучо.
Она улыбнулась, сверкнув глазами, затем продолжила чуть тише: