– Их никому не следует читать, – со смехом сказал лорд Элтон, – разве что тем, кто их пишет, ха-ха-ха! Я считаю чертовски наглым – простите за грубость – что какой-то бумагомарака считает возможным указывать
В этот момент за спиной хозяина дома появился дворецкий и что-то шепнул ему на ухо. Граф нахмурился, а затем обратился к сестре своей жены:
– Шарлотта, леди Элтон просила передать, что сегодня спустится в гостиную. Быть может, тебе стоит проследить, чтобы она устроилась как можно удобнее?
Когда мисс Шарлотта поднялась со своего стула, он обратился к нам:
– Моя жена редко чувствует себя в силах принимать гостей, но сегодня вечером ей хотелось бы несколько сменить обстановку и отвлечься от скуки своей комнаты. С вашей стороны, джентльмены, было бы весьма любезно немного развлечь ее – она почти не говорит, но прекрасно видит и слышит и с большим интересом наблюдает за всем, что происходит вокруг. Боже мой! – тут он печально вздохнул. – Какой блестящей женщиной она была когда-то!
– Милейшая графиня! – тихо проговорила мисс Чесни покровительственным тоном. – Она все еще очаровательна!
Леди Сибил неожиданно нахмурилась, смерив ее взглядом, полным неодобрения, ясно давшим мне понять, сколь необузданный нрав скрывает ее красота, и я почувствовал, что люблю еще сильнее – согласно своему представлению о любви – чем когда-либо. Должен признаться, что меня привлекают женщины с некоторой пылкостью в характере. Терпеть не могу искусственную дружелюбность женщины, которую ничто на всем шаре земном не способно заставить сменить свою глупую улыбку на иное выражение лица. Я люблю, когда в ясном взгляде сверкает опасность, уголки милых губ кривит горделивый трепет и жаркий румянец негодования заливает щеки. Все это говорит о силе натуры и неукротимой энергии, пробуждая в мужчине любовь к покорению, данную ему от природы, заставляющую завоевывать и подчинять то, что кажется неприступным. И жажда завоеваний была сильна во мне, когда кончился ужин, и я поднялся, чтобы придержать дверь, пока дамы покидали гостиную. Когда мимо проходила прекрасная Сибил, фиалки упали с ее груди. Я поднял их и сделал первый шаг.
– Могу ли я оставить их себе? – сказал я тихо.
Ее дыхание на миг замерло, но она посмотрела мне прямо в глаза с улыбкой, означавшей, что скрытый смысл моих слов прекрасно ей понятен.
– Да, можете! – ответила она.
Я поклонился, закрыл за ней дверь, и, спрятав цветы за пазухой, весьма довольный, вновь занял свое место за столом.