Скорбь Сатаны

Оставшись со мной и Лучо, лорд Элтон бросил в бой все резервы и обращался к нам не только панибратски, но даже угодливо. Презренное и достойное жалости желание угодить нам и снискать нашу благосклонность сквозило в каждом его слове, каждом его взгляде, и я твердо уверен, что предложи я тогда приобрести его дочь путем частной сделки за сотню тысяч фунтов, выплаченных в день свадьбы, он бы с радостью согласился продать ее. Однако несмотря на его корыстолюбие, я чувствовал и сознавал, что мои ухаживания за леди Сибил из необходимости приведут к чему-то, напоминающему рыночную сделку, если я действительно не сумею покорить ее сердце. Я намеревался попробовать, но полностью сознавал, насколько тяжело, нет, почти что невозможно ей будет забыть о беспрепятственном доступе к моему огромному состоянию и думать только обо мне. Вот и еще одно преимущество бедности, о котором столь часто забывают бедняки. Мужчина без денег, добившийся женской любви, знает, что любовь ее искренняя и не запятнана своекорыстием, но тот, кто богат, никогда не может быть уверен в искренности чувства. Преимущества выгодного брака всегда превозносятся родителями и друзьями девиц на выданье, и девушка, и не помышляющая о муже с состоянием в пять миллионов ради собственных интересов, должна быть совсем простодушной. Мужчина, обладающий внушительным состоянием, не может быть уверенным даже в своих друзьях – и почти всегда лишен высокой, сильной и чистой любви; так сбываются странные, но правдивые слова: «Трудно богачу войти в Царствие Небесное!» Блаженство женской любви, верной и испытанной несчастьями и трудностями – неколебимой верностью и преданностью в дни тяжких трудов и горестных мук, героической самоотверженности, сладости и отваги в мрачнейшие часы сомнений и разочарований – эта светлая, прекрасная черта женского характера заветом Всевышнего предназначена бедным. Миллионер действительно может выбрать себе в жены любую из всех земных красавиц – одеть ее в роскошное платье, осыпать драгоценностями и любоваться ей во всем блистательном великолепии, как любуются великолепной статуей или непревзойденной картиной – но ему никогда не постичь глубинных тайн ее души и не испить из родников ее благородной натуры. Я задумывался об этом, еще лишь начиная любоваться леди Сибил Элтон, хоть и не так глубоко, как сейчас. Я слишком гордился своим богатством, чтобы думать о его неявных недостатках, таившихся среди столь очевидных преимуществ, и я всецело, не без надменного злорадства, наслаждался тем, как униженно этот титулованный граф пресмыкался перед почти неисчерпаемым источником дохода в виде меня и моего друга. Я находил странное удовольствие в том, что покровительствую ему и обращаюсь к нему снисходительно, мягко и по-доброму, на что он отвечал благодарностью. Про себя я смеялся над ним, думая о том, что будь я обычным писателем, все сложилось бы совершенно иначе! Я мог бы стать одним из величайших писателей нашего времени, но будь я при этом беден или скромного достатка, этот наполовину разорившийся граф, предоставлявший стол и кров американской наследнице за две тысячи гиней в год, из снисхождения пригласив меня в свой дом, смотрел бы на меня с высот своего титулованного ничтожества, говоря обо мне: «Этот, который пишет… эээ… да, эээ… довольно умные вещи, как мне кажется!», и после обо мне не вспоминал. Именно по этой причине, все еще будучи писателем, хоть и миллионером, я находил необычайное удовольствие в том, как унижалась его светлость, и кратчайшим путем к этому был разговор о Уиллоусмире. Я видел, как он морщится при упоминании утраченного имения, но несмотря на это, не мог скрыть волнения, зная, что я собираюсь там поселиться. Лучо, мудро и провидчески предложивший мне выкупить поместье, в самой искусной манере помог мне разговорить его и проявить подлинность своей природы, так что к тому времени, как мы покончили с сигарами и кофе, я понял, что гордый граф Элтон, чья родословная восходила к эпохе первых Крестовых походов, был готов гнуть спину и пресмыкаться в пыли ради денег, как жалкий подносчик багажа в отеле ради соверена на чай. Я всегда был невысокого мнения об аристократии, и сложившаяся ситуация явно не способствовала его перемене, но, вспоминая, что расточительный дворянин рядом со мной приходится отцом леди Сибил, я обращался к нему с гораздо бо́льшим уважением, чем заслуживала его жадная и стяжательная натура.