Скорбь Сатаны

Он направился к увитому вьюнком крыльцу; я же не двинулся с места, нахмурившись, сгорая от стыда, не собираясь идти вслед за ним, если его пригласят в дом. Вдруг послышался взрыв веселого, мелодичного смеха, и звонкий голос воскликнул:

– О, Трикси! Плохой мальчик! Немедленно отнеси это обратно и извинись!

Лучо посмотрел в щель в заборе и поманил меня за собой энергичным жестом.

– Вот она! – шепнул он мне. – Вот та унылая, постная, невоспитанная старая педантка там, на лужайке; Боже! Она способна вселить ужас в сердце любого мужчины… и миллионера!

Взглянув туда, куда он указывал, я не увидел никого, кроме светловолосой девушки в белом платье, сидевшей в низком плетеном кресле с крошечным той-терьером на коленях. Терьер ревностно охранял большую квадратную собачью галету размером почти с него самого; чуть поодаль сидел бесподобный грубошерстный сенбернар, виляя хвостом, с видом полного благодушия и удовольствия. Все было ясно с первого взгляда – собачка отняла у своего огромного товарища галету и принесла ее хозяйке, и все присутствующие оценили эту собачью шалость. Вглядываясь в них, я не мог поверить, что женщина передо мной и есть Мэйвис Клэр. Ее головка воистину была создана не для бессмертного лавра, но скорее для венка из сладостных, бренных роз, сплетенного рукой влюбленного. Ни одно из хрупких, женственных созданий, подобных тому, что я видел перед собой, не было способно создать столь интеллектуальный и захватывающий роман, как «Противоречия» – книгу, что втайне поражала и восхищала меня, и успех которой я, не раскрывая своего имени, стремился сокрушить. Автора подобной книги я представлял себе более или менее крепко сложенным, с резкими чертами и внушительным обликом. А эта бабочка, играющая со своей собачкой, совершенно не походила на педантку, о чем я и сообщил Лучо.

– Это не может быть мисс Клэр. Скорее гостья или ее секретарша. Писательница должна в корне отличаться от этой праздной юной персоны в белом платье, очевидно, по парижской моде, которой, кажется, нечем заняться, кроме как развлекать себя.

– Трикси! – вновь прозвучал ее ясный голос. – Отдай галету и извинись!

С комичным видом, вынужденный подчиниться обстоятельствам, Трикси схватил большую галету и, осторожно сжав ее зубами, спрыгнул с колен хозяйки и поспешно протрусил к сенбернару, все еще вилявшему хвостом и улыбавшемуся, как только могут улыбаться собаки. Затем вернул украденное, пронзительно тявкнув три раза, словно хотел сказать: «Вот! Забирай!» Сенбернар величественно поднялся и обнюхал сперва галету, затем своего маленького друга, будто сомневался, где терьер, а где галета; после улегся снова, с удовольствием принявшись за еду; тем временем Трикси с радостным лаем исполнял нечто вроде военного танца, весело носясь вокруг. Собачья комедия все еще продолжалась, когда Лучо покинул свой наблюдательный пункт у забора и, подойдя к калитке, позвонил в колокольчик. Ему открыла опрятная горничная.

– Дома ли мисс Клэр? – спросил он ее.

– Да, сэр. Но я не уверена в том, что она вас примет, если вам не назначено, – ответила горничная.

– Нас не приглашали, – сказал Лучо, – но если вы возьмете наши визитные карточки… – тут он повернулся ко мне, – Джеффри, дайте вашу!

Я подчинился, хоть и несколько неохотно.

– Если вы передадите мисс Клэр наши визитные карточки, – продолжил он, – возможно, она проявит любезность и примет нас. Если нет, что ж – тем хуже для нас.

Он говорил так тихо и так заискивающе, что я сразу увидел, как он расположил к себе служанку.

– Пожалуйста, входите, сэр, – и она улыбаясь впустила нас. Он незамедлительно подчинился, а я, что еще минуту назад решил не входить, невольно последовал за ним под арку из молодых листьев и бутонов жасмина в коттедж «Лилия», который однажды, хоть тогда я и не подозревал об этом, станет единственным желанным для меня прибежищем покоя и умиротворения – но недостижимым.

Дом был куда больше, чем казался снаружи; холл был прямоугольным, с высоким потолком, стены обшиты изящными резными панелями из дуба, а гостиная, куда нас провели, была одной из самых колоритных и красивых, что мне когда-либо доводилось видеть. Повсюду были цветы, книги, редкие фарфоровые вещицы – элегантные, явно подобранные женщиной с безупречным вкусом; на приставных столиках и рояле стояли автопортреты многих европейских знаменитостей с их автографами. Лучо прошелся по комнате, негромко комментируя увиденное.