Сковородка судного дня

– Панна Ясна думает, мы с тобой ничего не понимаем, пусть бы и дальше так было. Только очень мне не нравится, что наши хозяева Моравянку против ее воли опоили… Да, милый, даже если мне после этого на дверь укажут… Чего?.. Ну ты и без того почти взрослый. День-два, и мои услуги тебе без надобности. Ну и что, что вкусно? Не положено, чтоб здоровые хлопцы титьку сосали!

Пани Футтер послушала детский лепет, вздохнула и, склонившись над постелью, похлопала меня по плечу:

– Обожди, Моравянка, дитенка угощу напоследок.

Женщина села на пуфик у туалетного столика, мальчик устроился на ее коленях, приник к огромной груди, аппетитно зачавкал, поверх золотистой головки кормилица мне подмигнула:

– А хорошо бы этого постреленка в Лимбурге оставить. Видала, как он рожками управляется? Морава покойная, до того как сковородкой разжилась, тоже все больше колола. Помнишь, кинжал у нее был специальный?

Я помнила, Берегиню с ним похоронили, меня, наверное, со сковородкой в чертоги пана Спящего отправят. По щеке скатилась горячая слезинка. Не от моей будущей смерти, а от тоски по мутти.

Пани Футтер гладила Олеся по голове, пухлые пальцы задерживались на острых рожках. Два золотых кинжала, оружие всегда при хозяине. Из мальчика может получиться прекрасная Берегиня, то есть Обережник. Ну и что, что слова такого пока нет? Значит, будет. Если промыслом Спящего это волшебное создание в наш мир отправили, Олесь добро должен творить.

Руки кормилицы опустились, она шлепнула мальчишку по попке:

– Хватит с тебя, проказник. Лечи нашу панну Моравянку и меня проводи.

Олесь спрыгнул на пол, вытер рукавом атласной курточки рот, потом взобрался на кровать. Я ощутила на себе тяжесть детского тельца, мальчик долго не думал, наклонил голову и резко ткнул рожками мне в живот. От удара я охнула и схватила Олеся за плечи.

– Ну вот и славно. – Женщина поднялась с пуфика, поправила блузку. – И мне уходить, пожалуй, пора.

– Спасибо. – Я чмокнула олененка в макушку как раз между золотыми рожками и обратилась к кормилице: – Вы в свой дом теперь вернетесь?

Олесь вырвался, подбежал к ней, обнял массивные бедра и громко заплакал:

– Мама, мамочка…

Я всхлипнула, пани Футтер тоже, но улыбаясь сквозь слезы:

– То-то же… Мама, а не псячья дрянь.

Мальчик отодвинулся, подбежал к кровати, схватил меня за руку, отпустил, посеменил обратно, лепеча невнятицу.

– Говорит, некуда мне идти, – сообщила женщина. – Нет, дом есть, только в доме…

Сквозь рыдания пани Футтер рассказала, что вдова, что стала ею, когда ее ребенок уже под сердцем был, что и тут…

Ужасная, просто ужасная история. Она потеряла ребенка, но молоко пришло, бесполезное уже и никому ненужное. Нет, пригодилось. Ни одна кормилица в нашем городе волшебного найденыша кормить не желала, и пани Футтер решила, что пусть хоть так… И рожки еще эти… И не хотела ничего к Олесю испытывать, а все равно… Сынок… И Олесь… Да, именно так своего назвать хотела…

Я обнимала широкие вздрагивающие плечи женщины:

– Ничего, ничего, мы что-нибудь придумаем. Хотите у меня в трактире пока пожить? Недельку или две. Там шумно, суетливо, пани это отвлечет. Олесь?

Мы посмотрели на притихшего малыша. Кормилице ребенка не отдадут. Похищение? Нет, пан бургомистр при содействии своих вышних сфер настигнет беглецов в два счета. Закон на его стороне будет. Закон? А кстати, очень интересно: по какому такому праву его секретарша трактирщиц вольного Лимбурга дурманом опаивает? А?

– Мы что-нибудь придумаем, – повторила я уже уверенно. – Идемте, пани Футер, со мной. В трактире как раз премилая комнатка свободна. Завтра праздник, уйма влиятельных персон на него соберется. И мы с вами перед ними потребуем…

– Любопытно было бы на это посмотреть!

Панна Ясна, стоящая в распахнутых дверях, была одета в великолепное черное с золотом платье. За ее спиной я рассмотрела уйму народа, стражников в форме, несколько горничных, мужчину с нелепой высокой прической.

– Этих под замок, – секретарша указала на ребенка с кормилицей. – А ты, Моравянка…

Девушка показала мне зажатый в ладони флакончик:

– Попробуешь драться, это зелье немедленно будет распылено.

Я попятилась к окну, беспомощно наблюдая, как стражники выводят в коридор пани Футтер и Олеся:

– Распылишь, дальше что?

– Здесь, – Ясна тряхнула рукой, – сильный яд, каждый, кто его вдохнет, немедленно отправится в чертоги Спящего. Каждый, разумеется, кроме меня. Потому что… Ты хитра, Моравянка, но я хитрее и заранее, на такой вот случай, приняла противоядие.

Оглядев набившуюся в спальню публику, я решила, что никого здесь мне ни капельки не жалко, особенно этого с дамской прической. Любопытно, а какой высоты притолоки в посмертных чертогах? Пан за них макушкой цепляться не будет? Ладно, жалко. И этих всех, и себя, молодую. И обидно, что Ясна с нами за компанию не удалится.

– Чего тебе надо, псячья дрянь? – спросила я почти любезно.