Сковородка судного дня

Олесь немножко поласкался, но быстро потерял к нам интерес, вернулся к сидящей в кресле кормилице. Пани Футтер, женщина выдающихся форм и вялого темперамента, едва ответила на мое «добрый вечер» и растянула на груди блузку. Мальчик устроился на ее коленях и стал есть. Я отвела взгляд. Олесь выглядел слишком взрослым для такого питания, от этого сцена показалась мне слегка непристойной.

Детская была великолепно обставленной и раз в шесть больше той каморки в трактире, где я собиралась поселить своего найденыша. Сваленные у стен игрушки поражали воображение обилием и дороговизной: кукольные домики, отряд заводных солдатиков, щелкунчики, плюшевые медведи, фарфоровые балерины в невесомых пачках, деревянные мечи, щиты, копья, лошадки-качалки, лошадки-каталки, лошадки-распотрошенные валялки. Впрочем, большинство игрушек носили следы варварского к ним отношения.

– Резвый шалун, – пояснила секретарша. – Сама увидишь.

Пока Олесь подкреплялся – а процесс, судя по всему, грозил затянуться, – Ясна пригласила меня в оконный альков, где нас ждал круглый столик с удобными креслицами, сервированный легкими закусками и вином. От вина я отказалась, хозяйка позвонила в колокольчик, велела слуге принести воды. Юноша в ливрее опасливо покосился на кормилицу с ребенком и отправился исполнять поручение. Олесь не только с игрушками безобразничает? Но Ясна на поведение слуги внимания не обратила, предложила мне попробовать кремовое воздушное пирожное. Я откусила и положила лакомство на краешек фарфоровой тарелки. Излишне сладко, да и перед ужином перебивать аппетит не хотелось. Мы поболтали, я рассказала, что дела в трактире обстоят прекрасно, в том числе и заботами Марека, заверила Ясну, что наш с ней договор о празднике Медоточия остается в силе. Говорить приходилось экивоками, потому что при кормилице. Секретарша улыбалась, но выглядела немножко рассеянной, как будто теоретическое замужество ее больше не интересовало. Странно… Это ее присутствие вышних персон от личных дел отвлекает?

Олесь закончил подкрепляться, спрыгнул с коленей пани Футтер. Женщина облегченно вздохнула, откинула голову и, кажется, задремала. Мальчик подошел к нам, Ясна потянулась к нему, чтоб приласкать, но сорванец стал вырываться, стол пошатнулся, графин с рубиново-алым вином упал, щедро заливая содержимым скатерть и мое платье.

– Псячья дрянь! – Вскочив, я безуспешно пыталась стряхнуть быстро впитывающуюся жидкость.

Секретарша бросилась ко мне с салфеткой, олененок звонко захохотал:

– Псячья дрянь! Псячья дрянь!

Да уж, вряд ли панна Ясна будет кому-то хвастаться первыми словами своего подопечного.

– Пустое, – попыталась я успокоить расстроенную девушку, – на коричневом пятна не будут заметны. Олесь, прекрати!

Мальчишка, бормоча так понравившееся ему ругательство, засовывал в рот одно пирожное за другим. Проснувшаяся кормилица потащила ребенка к себе, я отпихивала руки секретарши, слуга, вошедший в детскую с кувшином, испуганно наблюдал с порога вакханалию.

Шелк платья неприятно лип к телу, поэтому, когда Ясна перестала суетиться, я без возражений перешла в ее покои, чтоб умыться. В ванной около детской пани Футтер сражалась с вымазавшимся мальчишкой, покои секретарши находились чуть дальше по коридору. Квадратная спальня с узкой кроваткой, туалетный столик у окна, букетик фиалок в вазе, за ширмой – гардеробная ниша и таз для омовений. Более чем скромно. Настенное зеркальце отразило мое лицо в потеках размазанной пудры.

– Ужасно, – решила хозяйка, – раздевайся, Адель, своими силами мы пятен на шелке не выведем.

Она позвонила в колокольчик, в спальню вошла пара молоденьких горничных, так быстро, будто ждали за дверью.

– Помогите разоблачиться панне трактирщице, – скомандовала Ясна, – и чтоб за полчаса ее платье было приведено в идеальный порядок.

Во рту у меня все еще был неприятный сладковатый привкус крема, поэтому, выскользнув из коричневых шелков, я подошла к туалетному столику, на который поставила захваченный в детской кувшин. Вода была холодной, кроме прозрачных осколков льда в ней плавали какие-то листики и дольки кислых лимонов. Довольно освежающе. Горничные унесли платье, Ясна сокрушенно пожала плечами:

– Прости, Моравянка, дети всегда доставляют море хлопот. – Она посмотрела на мою нижнюю сорочку и слабо улыбнулась: – Хотя, если быть честной, в белье ты выглядишь гораздо привлекательнее, чем в своем странном наряде.

– Надеюсь, кроме нас с тобой, этой привлекательности никто не оценит, – хихикнула я, убирая с губ прилипший листок.

– Да уж… – Ясна присела на пуфик около туалетного столика и повела рукой, приглашая меня сесть на ее кровать. – Пани Футтер мы твоим неглиже тоже шокировать не будем. И Олеся… Правда же, малыш прелестен?