Сковородка судного дня

– Поставьте меня! – скомандовала я и, поигрывая сковородой, пошла к возвышению по узенькой тропинке, которую образовывали для меня расступающиеся горожане. Ясна шла следом, я чувствовала ее присутствие. Карл растерянно моргал и пытался подозвать к себе верную помощницу, но она эти попытки игнорировала.

– Поздравляю, пан бургомистр и добрые горожане, с праздником Медоточия, – сказала я, приблизившись к возвышению. – Этот год был непростым, но интересным. Мы познакомились с новыми людьми и нелюдями, кого-то любили, кого-то ненавидели, узнали, что нами руководит фахан… Да, да, панство, троекратное ура и качать пана Килера! Тем более что вельможный пан наши исторические камни рушить передумал!

Караколь сдавленно пискнул, когда толпа вознесла над собой его долговязую фигуру. Я же, пользуясь тем, что основная масса людей сместилась в сторону, запрыгнула на постамент. Бесед разводить не стала, не до них. Огрела белобрысую Флоризею, пнула Асмодию, приложив сковородой по точеному носику, сразу ставшему крючковатым. Ясна и тут не от меня не отстала, вцепилась в белоснежную гриву феи, зашипела:

– Проклятая низкая тварь… кокотка… засунь своих лессеров себе…

Помост подломился, наша четверка, нет, пятерка, если считать Болтуна, рухнула внутрь дощатой коробки.

– Каков вокабуляр! – веселился артефакт. – Еще наподдай! Нет! Придумал! Пани Новак и сестра ее из Замбурга! Старухи!

– Это неправильно, – я опустила сковородку. – Ясна, осади.

Феи – нет, скрюченные жалкие тетки, – пытались спрятаться за обломками. Крыска обернулась ко мне, тяжело дыша.

– Что неправильно?

– Мы не должны этих фат прилюдно позорить. Тем более старость как бы уважать положено, даже если она не особо почтенна. Они действительно гадкие, но… – Я посмотрела на Асмодию и Флоризею. – Я, Моравянка, Берегиня вольного Лимбурга, изгоняю вас. Убирайтесь и не возвращайтесь больше никогда. Пройдет время, сменятся поколения, но в каждом из них, слышите, в каждом, будет человек, который вас сюда не допустит!

– Она чародейка! – прошамкала Асмодия. – Почему женщина…

– Почему ты этого раньше не заметила? – Сестра влепила ей затрещину. – Идиотка!

– Потому что я не маг, – бормотала я, по сломанным доскам карабкаясь наверх и помогая подняться Ясне.

Она осмотрела площадь, увидела, что пан Килер отбивается от народной любви, стремясь к своей помощнице, сладенько улыбнулась и, бросив мне: «Аделька, встретимся в трактире», спрыгнула с другой стороны и скрылась в толпе.

– Болтун, женщин-магов ведь не бывает?

– Значит, будут, – ответил артефакт шаловливым контральто. – Особенно, если они с младенчества впитывают в себя чародейскую силу лорда Мармадюка.

– Чего?

– Мало того что ты первая женщина-чародей, ты еще единственная, кого намагичили колбасками. Упс… Не шатайся! Неужели до сих пор не поняла? Брок, тот самый цверг-артефактор, переплавил силу Мармадюка… Вот так, хорошо. Дыши. И гроб твой хрустальный – тоже его работа. Мне пока непонятно только одно – каким образом оба его изделия у тебя появились. Сластолюбивые феи вряд ли… У теток спросим. Пошли в трактир. Самое время неупокоенных упокаивать и последние тайны узнавать.

Меня от разнонаправленности обуревающих чувств в лоскуты могло разорвать. Тетки? Упокоить? Скорбь. Артефакты? Любопытно. Мармадюк? Как ты там, любовь моя? Колбаски? Я б поела. Караколь?

– Ну вообще не до тебя, то есть не до вас, вельможный пан.

– Где Ясна? – Не обиделся фахан и придержал меня за плечи. – Ты избавила ее от лессера?

– Ну раз ты не смог, – огрызнулся Болтун своим потешным контральто, – слабым женщинам приходится.

Я вырвалась, пошла дальше, а браслет все не унимался:

– А начальство твое бесценное мы поколотили! Да! Обеих! Пусть все зловредные феи помнят, что на любую из них у нас сковородка найдется! Понял? Суд наш скорый и справедливый! И… Сковородка судного дня!

Глава 11 Я всем вам покажу!

Где-то и когда-то, потому что в волшебных пределах понятия пространства и времени не значат ровным счетом ничего, беседовали двое могучих магов. Один из них, выглядящий постарше и чуть ниже ростом, опирался локтями на ажурные перильца балюстрады, другой сидел на них, болтая в воздухе босыми ногами. Внизу под балюстрадой несла свои воды призрачная река, иногда называемая рекой Забвения, над головами мужчин мерцали звезды.

– Ты не сделал ни малейшей попытки оправдаться, Мармадюк. На тебя это не похоже. До самого вынесения вердикта я ждал, что ты начнешь торговаться, вытащишь из рукава парочку козырей и перевернешь ситуацию к своей пользе.

Молодой маг невесело улыбнулся:

– Для этого мне нужно было хотя бы представлять, в чем именно эта польза заключается. Однажды вы, учитель, сказали, что единственная настоящая смерть для мага – скука. Кажется, я уже умер. А для покойника, знаете ли, безразлично, в чем именно его обвиняют и как собираются наказать.

Лорд Этельбор покачал головой и, ловко запрыгнув на перила, уселся рядом с учеником: