Скриба

Первый день путешествия прошел без приключений. Останавливались только по необходимости – быстро проглотить пирог с олениной да облегчиться. Хоос по-прежнему был в жару и без сознания. Ночь провели возле какого-то ручья, дежуря по очереди. В часы бодрствования Тереза закончила обшивать шкурой вторую медвежью голову, а когда вставила каменные глаза, получилось чудесно; во всяком случае, в темноте ей так показалось. Утром они продолжили путь, и вскоре после полудня вдали показались дымки Фульды.

Даже с такого расстояния аббатство произвело на Терезу большое впечатление. На обширном холме десятки разномастных построек, казалось, спорили друг с другом за каждую пядь земли, где можно было вбить кол или поставить ограду. Домишки, хижины, склады и амбары теснились вперемешку с мельницами и загонами для скота, и разобраться в этом нагромождении приезжему не стоило и пытаться. Посередине возвышались стены, защищавшие монастырь – гигантское сооружение такого же темного цвета, что и каменные глыбы, на которых оно стояло.

Постепенно узкая тропа превратилась в широкую дорогу, по которой крестьяне и скот в беспорядке двигались туда-сюда. Над полями здесь и там возвышались одинокие строения с плетеными обмазанными глиной крышами, чьи колючие изгороди свидетельствовали о богатстве и силе их хозяев. Наконец они достигли берега реки Фульда – границы между извилистой дорогой и южным входом в город.

Бесконечная вереница крестьян ждала своей очереди, чтобы перейти мост. Алтар надвинул на лицо капюшон и поставил лошадь в самый конец.

За переезд они отдали стражнику горшочек меда, о чем Алтар очень сокрушался, так как двумя милями ниже реку можно было перейти вброд, однако с повозкой, чучелом и раненым Хоосом он на это не решился. Тереза молчала, слегка подавленная сутолокой, криками, запахами еды и скота, который, казалось, чувствовал себя вольготнее, чем люди. На время она забыла о своих несчастьях, засмотревшись на продавцов тканей и съестных припасов, на таверны, устроенные прямо на пивных бочках, и воришек, сновавших среди лотков с яблоками, в изобилии стоявших у больших въездных ворот. Все это было так не похоже на то место, где она последнее время жила, что на мгновение ей показалось, будто она опять очутилась в Константинополе.

Алтар въехал в город по боковой дорожке, дабы избежать толчеи ремесленников, миновал рынок и по широкой улице поднялся к площади, куда сбегались десятки улочек и переулков. Там им пришлось остановиться и подождать, пока пройдет какая-то процессия и скопившиеся повозки смогут продолжить путь к вершине холма.

Тут Алтар сказал Терезе, что одна его знакомая приютит их.

– Только Леоноре не говори, – с хитрой улыбкой попросил он.

Девушка удивилась, но промолчала. Охотник велел присмотреть за повозкой, пока он разузнает, что да как, и направился к группе мужчин, которые чему-то смеялись, стоя вокруг кувшина вина. Поздоровавшись с ними так, будто знает их всю жизнь, и о чем-то поговорив, он вернулся озабоченный. Похоже, его знакомая перебралась в предместье. В этот момент стоявший перед ними возница щелкнул кнутом, и все снова тронулись.

Немного не доезжая до монастыря, Алтар свернул в узкую улочку, пересек ее и поехал в противоположную от города сторону. Чем дальше, тем жилища становились более ветхими и темными, а запахи еды и приправ сменились стойким запахом прокисшего вина. Возле какого-то покосившегося дома Алтар остановил лошадь. Тереза обратила внимание, что дверь раскрашена яркими красками, да и сам дом, хотя и требует починки, развалюхой никак не назовешь. Старик без стука вошел внутрь, а когда вернулся, на лице его сияла улыбка.

– Слезай, нам сейчас приготовят поесть, – сообщил он.

Они сняли чучела и прочую поклажу и перенесли Хооса в дом.

10

Хельга Чернушка оказалась веселой и разбитной проституткой. Едва поздоровавшись с Алтаром, она тут же показала ему язык, задрала юбку, демонстрируя аппетитные колени, запечатлела на его щеке звонкий поцелуй да еще назвала «мое сокровище». Потом спросила, что это за жеманную невесту он с собой привез, и шутила бы дальше, если бы не заметила раненого. В тот же миг она забыла все свои глупости и занялась Хоосом, словно в этом состоял смысл ее жизни.

Она рассказала Терезе, что служила в таверне, пока не поняла, что терпеть пьяных посетителей гораздо выгоднее, чем пьяницу мужа, а потому, овдовев, продала дом и купила собственную таверну, которая ее и кормит. Ее прозвали Чернушка, поскольку и глаза, и волосы у нее были черные, как головешка. Разговаривая, она непрерывно смеялась, отчего на щеках образовывались весьма соблазнительные ямочки. Румяна скрывали слегка постаревшую кожу, но, несмотря на морщины, она все еще была привлекательной женщиной. Меняя Хоосу повязки, Хельга Чернушка расспрашивала Алтара о жене, и девушка поняла, почему тот просил ничего не говорить Леоноре.