Скриба

Хельга, со своей стороны, старалась угодить ей, стряпая блюдо из остатков обеда, тушеной моркови и сельдерея. Фавиле оно очень нравилось, и обе женщины оставались совершенно довольны друг другом, словно были знакомы всю жизнь.

Вечером того дня, когда Хельга осталась работать на кухне, Тереза, устраиваясь среди соломы, радовалась за подругу. Затем она перенеслась мыслями к Хоосу, и сладкая дрожь пробежала по шее, спине и ногам. Она представила его сильное, крепкое тело, его жаркие губы на своей коже, и желание обожгло ее. Но уже в следующий миг она почувствовала себя виноватой и взмолилась, чтобы время шло быстрее и ей не приходилось больше предаваться греховным помыслам, возникающим в его отсутствие. Она очень тосковала по нему и готова была идти искать его куда угодно, если он не вернется. Вдруг она поняла, что со времени его отъезда ни о чем другом и не думала.

Хельга Чернушка не привыкла ни рано ложиться, ни рано вставать, однако на следующее утро проснулась ни свет ни заря, хорошенько вытерла лицо и сменила яркую вызывающую одежду на темную и просторную, которая скрадывала фигуру. Покинув амбар, где ей разрешили переночевать, она направилась на кухню, пока пустую, бросила в рот кусочек сыра и принялась за уборку, покачивая животом и что-то напевая. Когда Фавила пришла на кухню, то не сразу узнала свою помощницу – аккуратную, гладко причесанную, пахнущую свежестью, а не раздражающе сладкими духами, которые так любят проститутки. Единственное, что осталось в этой симпатичной женщине от вчерашней Чернушки, – шрам на щеке.

Тереза появилась как раз к завтраку и успела смахнуть с волос солому, прежде чем Хельга и Фавила подняли ее на смех.

– Если хочешь помогать, бери пример с Хельги, она с рассвета трудится, – упрекнула ее Фавила.

Тереза лишь порадовалась, что ее подругу с первого дня оценили по достоинству.

*****

Прежде чем навестить Лотария в его покоях, Алкуин попросил у Господа прощения за то, что подсыпал епископу вредное снадобье, однако иного способа спасти Борова, которого, по его мнению, можно было обвинить разве что в недостатке ума, он не нашел. Теперь ему предстояло облегчить состояние Лотария с помощью микстуры из лопуха. Алкуин несколько раз встряхнул пузырек, взбалтывая жидкость, и направился к епископу, возлежавшему на пышной кровати под балдахином. Лотарий то и дело постанывал, под глазами, ставшими размером с фасолину, набрякли мешки. На вопрос епископа о том, что с ним случилось, Алкуин ответил, что не знает, однако предложил лекарство, которое больной послушно выпил и вскоре почувствовал облегчение.

– Думаю, вас эта отсрочка обрадовала, – сказал он, садясь в постели. – Но будьте уверены, Боров в любом случае умрет.

– Все в руках Господних, – уклончиво произнес Алкуин. – Сейчас меня больше интересует, как вы себя чувствуете.

– Гораздо лучше. Слава Богу, вы знакомы с медициной, тем более что пока у нас нет врача. Так вы точно не знаете, отчего это могло произойти?

– Возможно, вы что-нибудь съели.

– Надо поговорить с кухаркой, еду мне готовит только она, – забеспокоился епископ.

– А может быть, что-нибудь выпили. – Алкуин попытался уберечь Фавилу от незаслуженных обвинений.

В этот момент кухарка как раз и вошла, покачивая телесами. Ее сопровождал паренек с подносом, уставленным разнообразными кушаньями. Лотарий сначала взглянул на женщину с некоторой опаской, но, разглядев содержимое подноса, забыл о своих страхах, однако спросил разрешения у Алкуина. Тот, разумеется, был против подобного изобилия, но епископ все-таки отдал должное жаркому из голубей. Пока Лотарий обсасывал косточки, а Фавила терпеливо ждала вердикта своей стряпне, Алкуин решил рассказать ему о Хельге Чернушке.

– Проститутка? Здесь, в епископате? Как вы осмелились это сделать? – От собственного крика Лотарий закашлялся.

– Она была в отчаянии, один мужчина ее избил…

– Пусть трудится где-нибудь в другом месте, а здесь мы должны служить примером, – и положил в рот еще кусочек голубя.

– Эта женщина вполне может измениться, – вмешалась кухарка. – Не все проститутки одинаковы.

Услышав такие слова, епископ поперхнулся, осторожно вынул изо рта кость, а остальные выплюнул на поднос.

– Конечно, они не одинаковы! Одни распутничают где придется, другие – на улице, третьи – в лесу, четвертые – на кладбище, но все получают деньги через одно и то же место, – епископ ткнул себя между ног.

– Ей не обязательно работать на кухне для священнослужителей, она может работать тут, во дворце, – предложил Алкуин.

– Неужели кто-то, кроме Фавилы, способен приготовить таких вкусных голубей?

– Голубей готовила не я, а она, – сказала женщина.

Лотарий взглянул на остатки жаркого, затем на пирожки с яблоками. Наверное, это тоже изделие Хельги Чернушки, поскольку Фавила никогда таких не пекла. Отведав один и найдя его восхитительным, епископ задумался.

– Ну хорошо, только пусть не выходит из кухни, – наконец пробормотал он.