Скрипач (СИ)

«Мама! Мама, очнись!» – кричал Ганс, дергая её за руку.

- Что случилось? Я слышал звон разбитого стекла, – послышался сзади голос отца.

Но Ганс не слышал его. Мать, лежащая на кровати с открытыми застывшими глазами и окровавленной щекой – это и только это видел и слышал теперь мальчик. Он закрыл глаза, но, как ни силился, не мог услышать биения родного сердца, не мог услышать её дыхания, её улыбки и её голоса.

Кто-то грубо схватил его за плечи и оттащил в сторону.

- Заберите, заберите его отсюда, – слышался голос отца, – скрипку заберите! Уведите! Немедленно!

Очертания комнаты начали расплываться перед глазами. Мальчик почувствовал, как отец сунул ему в руки кусок теплого дерева, а потом передал в объятия служанки. Старушка прижала голову ребенка к своей груди, и её фартук моментально стал мокрым от слез. Она обняла мальчика за плечи и потащила в соседнюю комнату.

«Мама! Мама!» – беззвучно повторял губами Ганс.

Резко дернув рукой, Ганс вырвался из объятий старухи-служанки и бросился вниз по лестнице, все крепче прижимая скрипку к груди.

Мальчик выбежал на улицу и бросился прочь от дома. Мокрые от непрекращающегося дождя ветви хлестали в лицо, но Ганс не замечал этого. Он лишь крепко прижимал скрипку к груди, ведь это теперь единственное воспоминание о ней.

Мальчик очнулся лишь когда добежал до реки и скрылся под камнями небольшого утеса, размытого водой и отшлифованного ветром. Ему казалось, что это какой-то ночной кошмар, что стоит лишь очнуться, и все закончится. Он закрывал и открывал глаза, мотал головой из стороны в сторону, бил одной рукой о камни, растирая по лицу грязь и слезы, а другой рукой крепче прижимал скрипку к груди. Он не мог поверить, он не мог понять, что его мамы больше нет. Он пытался отогнать эту мысль как можно дальше, но не мог – она, как назойливая муха, возвращалась обратно все с новой и новой силой, пробиваясь к сознанию.

Сердце готово было порваться на части. Обида, горечь, ненависть, пустота – вот что сейчас было в его душе. Все это теснилось внутри, грозясь вырваться наружу. Ганс беззвучно закидывал голову назад. Тупые слезы горечи лились из его глаз, а из горла вырывался не то стон, не то хрип.

Сколько времени он провел так, мечась из стороны в сторону в порывах безумной ярости и отчаяния, сказать сложно. Дождь заливал окрестности. Река начинала выходить из берегов.

Ганс слышал эти новые, особые звуки, а ещё он слышал, что в душе что-то изменилось. Теперь он по-новому взглянул на мир, по-новому услышал его. Теперь все вокруг стало окрашено в минорных тонах.

Из-под свода своей небольшой пещеры мальчик видел, как небо медленно темнеет. Дождь прошел, оставив лишь запах затхлой сырости и звук скатывающихся с камней и деревьев капель. Ганс знал, что его никто не ищет. Он не слышал криков, не слышал, как трепещет воздух, рассекаемый чьими-то голосами. Он закрыл глаза ладонями и окунулся в свой мир. В мир своей души.

Мысли нестройными рядами роились в голове. Она теперь далеко. Слишком далеко. И больше не услышать этого голоса… Медленно приходит понимание, что она ушла навсегда. И сразу внутри стало как-то холодно, ведь не увидеть больше этих лучезарных глаз, не почувствовать нежного прикосновения рук…

Скрипка, казалось, тоже плакала. Капли воды, падающие с потолка пещеры, стекали по её лакированной «коже», оставляя серые разводы.

Ганс, наконец, оторвал ладони от лица и глянул на свою спутницу. Да, она идеальна. Эти плавные черты, напоминающие женскую фигуру, изящно изогнутая головка, натянутые струны… Сейчас как никогда скрипка напоминала Гансу о матери. Казалось, будто в самих очертаниях инструмента прослеживался её силуэт.

Мальчик вытер лицо, размазывая остатки не засохшей до сих пор грязи, и протянул руки к скрипке. На ум сразу же пришли с полсотни мелодий. Ганс начал играть.

Вот эту небольшую польку напевала мама на прошлое Рождество. А эту павану Ганс слышал, когда они с родителями ездили в город этим летом…

Воспоминания мигом нахлынули, прервав на несколько мгновений связь мальчика с реальностью. Ему казалось, что вот, прямо сейчас, он бежит по сухому, раскаленному палящим солнцем песку, слышит песни пастухов, направляющих свои стада на ночлег, чувствует на своей коже прикосновение жаркого ветра. Он закрыл глаза, воссоздавая в голове картины природы: скалистых гор, где воздух всегда прохладен и свеж, леса, полного разнообразных шорохов и пения птиц, реки, с вечно квакающими лягушками по берегам. Эти образы в голове были такими яркими и живыми, так явно напоминали о былом счастье, что Ганс на мгновение забыл о случившейся трагедии. Лицо его изменилось. Губы осветились улыбкой радости, окончательно изгнавшей тяжелые мысли из разума. Мальчик смеялся, вспоминая все больше и больше деталей: маленького ягненка, отбившегося от стада, мамину шляпку, унесенную ветром на реке, вечно красные щеки кухарки…