Скромница для злодея

В какой-то момент герцог Марвик наверняка сообразит, что на самом деле они не помолвлены. И никакое платье – присланное Дьяволом или кем-то другим – не является настолько волшебным, чтобы уберечь Фелисити от правды, которая ее настигнет, когда придется посмотреть в лицо самому герцогу Марвику. Даже это платье, которое кажется ей более волшебным, чем она могла себе представить.

Оно само совершенство.

Откуда оно взялось – тайна, но Дьявол пообещал идеально сидящее на ней платье, и сегодня утром его доставили. Оно словно было создано владеющими магией существами.

Вообще-то, его сшила для нее мадам Эберт, самая знаменитая лондонская модистка, хотя Фелисити не ходила к портным уже много месяцев (и только теперь поняла, что причина этого не столько в том, что их семья нынче считает каждый пенни, сколько в том, что с тех пор, как ей перестали быть рады в центре этого мира, она полностью потеряла интерес к нарядам).

Однако казалось, что Эберт знала, какое именно платье вызовет интерес. И Фелисити не могла не признать – платье и в самом деле было в высшей степени интересным. И пусть даже брови Артура не взлетели вверх, когда она появилась в нем, с того момента, как Фелисити открыла большую белую коробку с вытесненной на ней золотой буквой «Э», она знала, что это самое красивое платье из всех, какие она когда-либо носила.

Но в коробке лежало не только платье. Еще там оказались туфли, и чулки, и перчатки, и нижнее белье; она вспыхнула, стоило только о нем вспомнить – каждый предмет был обшит по краям ленточкой розового цвета, такого яркого, что это казалось скандальным.

«Я люблю розовое», – сказала она тогда Дьяволу.

Фелисити казалось грешным надевать это белье, шелковое, атласное, ошеломительное, зная, что оно от него. Почти таким же грешным, как надевать платье, потому что она не могла отделаться от мысли, что надевает этот наряд для приславшего его мужчины, а не для тех мужчин, что увидят его сегодня вечером.

Она даже дверь на балкон не закрывала весь день, немного надеясь, что он сможет снова пробраться в ее комнату. Что захочет увидеть ее. Захочет убедиться, что в этом платье она выглядит почти привлекательной.

Но он не пришел.

Он поцеловал ее в темноте, дал ей ощутить вкус порочности и греха, искушал ее могуществом того поцелуя, пообещал, что увидится с ней через три дня и… покинул ее.

Вряд ли человека, живущего в Ковент-Гардене и носящего в своей трости оружие, пригласят на бал, который дает один из самых влиятельных аристократов Британии. Даже если Фелисити этого очень хочется.

– Он не пришел, ублюдок, – прошептала она самой себе и чернильной темноте вокруг.

– Что за выражения, Фелисити Фэрклот.

Сердце ее отчаянно заколотилось. Она резко повернулась и оказалась лицом к лицу с ним.

– Вы что, действительно дьявол? И я призвала вас своими мыслями?

Его губы искривились в усмешке.

– Вы что, думали обо мне?

Она невольно открыла рот. Кажется, она выпила слишком много шампанского.

– Нет.

Усмешка превратилась в волчью ухмылку, он попятился назад, в тень.

– Врушка. Я же слышал вас, моя болтливая пристенная фиалка. Слышал, как вы обругали меня за то, что я не пришел. Меня ждали у вас в комнатах?

Девушка вспыхнула, радуясь темноте.

– Конечно, нет. Теперь я крепко запираю двери.

– Какая жалость, что я не умею вскрывать замки шпильками. – Она закашлялась, а он засмеялся низким, порочным и восхитительным смехом. – Идите сюда, в темноту, Фелисити Фэрклот, чтобы вас не застали за веселой беседой с врагом.

Она свела брови, но послушно последовала за ним.

– А вы враг?

Он завернул за угол, где свет, падавший из бального зала, сменялся тьмой.

– Только для всех обитателей Мейфэра.

Она приблизилась к скрытой в тени фигуре, желая разглядеть лицо.

– Это почему же?

– Я представляю собой все, чего они боятся, – ответил он негромко и мрачно. – У каждого имеется грех, а мой секрет в том, что я знаю их все. Я умею прочитывать это в людях.

– И какой грех мой? – прошептала она, желая услышать ответ и одновременно страшась его. Сердце ее колотилось как бешеное.

Он покачал головой.

– Сегодня вечером вы слишком сильно пылаете для грехов, Фелисити Фэрклот. Вы их все сожгли. – Она улыбнулась, чувствуя, как от его слов перехватило дыхание. – А теперь скажите – вы уже вернули себе свое место в обществе?

Она широко раскинула руки.

– Я больше не пристенный цветочек.

– Жаль, – заметил он.

– Никто не хочет подпирать стенку, – сказала она.

– Я всегда считал, что пристенные цветочки – лучшие в оранжерее, – отозвался он. – Но скажите мне, моя орхидея в горшке, каких мотыльков вы успели к себе привлечь?

Она наморщила нос.

– Вы путаете метафоры.

– Осторожно, тут проглядывает ваше пристенное прошлое. Ни одна душка и лапочка светского общества и помыслить не может, чтобы критиковать грамматику мужчины.

– Ни одна душка и лапочка светского общества и помыслить не может, чтобы тайно встречаться в человеком вроде вас.

Его губы сжались в твердую линию, и на мгновение Фелисити ощутила укол вины, но тут он прислонился к стене дома и произнес:

– Расскажите мне про инцидент в спальне.