Скромница для злодея

Да только за спиной кто-то кашлянул, казалось, где-то за милю отсюда, но Фелисити тут же охватила паника. Ее обнаружили. Она несильно толкнула его, и Дьявол оторвался от ее губ медленно, неспешно, словно у него не было на это никаких причин.

– Что? – спросил он, не отводя глаз от Фелисити.

– Ты сломал мою дверь, – ответила откуда-то снизу Далия.

Он что-то согласно буркнул, все еще не отводя глаз от Фелисити, чьи щеки уже полыхали. Скользнул рукой вниз по ее руке, завладел ладонью.

– Знаешь ли, для таких дел у нас имеются комнаты, – добавила Далия.

Красивые губы Дьявола плотно сжались.

– Вали отсюда. – Он наклонился и снова поцеловал Фелисити, быстро и крепко. Когда поднял голову, она тяжело дышала. И тут он сказал: – Идем со мной.

Как будто она была способна на что-то другое.

Они поднимались вверх по лестнице, один пролет, затем другой. Он не колебался, не замедлял шаг, даже когда Фелисити вытягивала шею, пытаясь разглядеть красивые, таинственные коридоры, сулившие приключение и грех. Он вел ее все выше и выше, сердце Фелисити колотилось все сильнее и сильнее, и наконец, он остановился на узкой площадке, где царила кромешная тьма и которая больше никуда не вела.

Тут он наконец-то отпустил ее ладонь, поднял руки к потолку – в темноте над его головой блеснули кольца – и толкнул, открывая люк. Поднялся туда сам, оставив Фелисити с открытым ртом, любоваться его прекрасным телом, силуэтом, вырисовывающимся на фоне звездного неба.

Когда он наклонился и протянул руку ей, она не колебалась ни секунды. И Дьявол вытащил ее наружу, в ночь, где царствовал он.

Глава двадцать вторая

Он отвел ее на крышу.

Знал, что не надо. Знал, что должен усадить ее в кеб и вернуть в Мейфэр – нетронутую, в дом, принадлежавший ее семье на протяжении нескольких поколений. Знал, что неправ, приводя ее в этот мир, где все принадлежит только ему и ничего ей, что этим он ничего не добьется, лишь измарает ее.

Но если грех Фелисити – желание, то и Дьявола тоже. И Иисусе, он ее хотел.

Он хотел ее сильнее, чем когда-либо чего-либо, а ведь Дьявол провел бо́льшую часть своих детства и юности в голоде и холоде, нищим и злым. Пожалуй, он бы смог устоять перед своим желанием, но тут она призналась ему в своем: «Я хочу тебя. Я хочу стать твоим пламенем… но боюсь, что стала твоим мотыльком».

И теперь Дьявол хотел только одного – отвести ее куда-нибудь, где они смогут сгореть вместе.

Вытащив ее на крышу клуба Грейс, он закрыл крышку люка, чтобы никто не увидел ее тут, смотрящую в ночь на раскинувшийся внизу город и сияющие наверху звезды и видящую все это так же ясно, как он видит будущее.

Которое ему придется провести без нее.

Но этой ночью он разделит с ней свой мир, хотя и знает, что будет вечно об этом жалеть. Как можно устоять?

Особенно когда она подняла руку, сняла маску, которую ей дали внизу, и подставила лицо теплой ночи. Фелисити с широко распахнутыми глазами медленно поворачивалась на месте, впитывая вид. А затем подняла взгляд на него, и от восторженной улыбки на ее лице ему захотелось упасть на колени.

– Это великолепно.

– Верно, – сказал он, тяжело, прерывисто дыша.

Она покачала головой.

– Я никогда не думала про крыши.

Он протянул к ней руку.

– Это лучший способ передвигаться.

Она вложила свою ладонь в его, полностью ему доверясь, и он повел ее с одного здания на другое, вдоль по длинной извилистой улице крыш, с одного конька на другой, обходя трубы и сломанную черепицу.

– Куда мы идем?

– Прочь отсюда, – сказал он.

Она остановилась, высвободила руку и отвернулась от него к городу. Дьявол смотрел, как она широко раскинула руки и обратила лицо к небу, вдыхая ночь. На ее лице была легкая улыбка.

Дьявол застыл, не в силах отвести от нее глаз – от радости в ее взгляде, от взволнованного румянца, окрасившего ее щеки, от холмов ее грудей и изгибов ее бедер, от ее волос, серебрившихся в лунном свете. На какой-то миг она стала Кардеей, невидимой всему миру, кроме него – началом и концом, прошлым и будущим.

Настоящим.

Такой же прекрасной, как ночное небо.

– Я просто влюбилась в это, – произнесла она голосом сильным, полным страсти. – Влюблена в свободу. Я в восторге, что никто не знает: мы здесь, мы тайна тьмы.

– Тебе нравится темнота, – сказал он. Голос его звучал скрипуче, словно колеса по булыжникам мостовой.

Фелисити посмотрела на него, в глазах ее плясали искорки.

– Да. Она мне нравится, потому что в нее укутываешься ты. Нравится, потому что ты так откровенно ее любишь.

Он крепче сжал трость, дважды стукнул ею по носку сапога.

– Вообще-то, я ее не люблю.

Ее брови приподнялись, она опустила руки.

– Трудно в это поверить, ведь ты царствуешь в ней.

Чтобы не смотреть на Фелисити, он взобрался на гребень крыши и сделал вид, что решает, как бы перебраться на следующую, а затем сказал:

– Ребенком я боялся темноты.