Скромница для злодея

Мгновение, и ее юбки зашуршали по черепице. Она приближалась. Не оборачиваясь, Дьявол знал, что она хочет протянуть к нему руку. Прикоснуться к нему. Он не думал, что сможет выдержать ее жалость, поэтому пошел дальше, на крышу, расположенную ниже, затем по железным ступенькам вверх. И все это время говорил, рассказывал куда больше, чем кому-либо раньше, думая, что этим помешает ей прикоснуться к нему. Лишит ее желания вообще когда-нибудь к нему прикасаться.

– Свечи стоили дорого, – говорил он, остановившись на следующей крыше и устремив неподвижный взгляд на фонарь, болтающийся у входа в таверну внизу. – А в трущобах мы делали все, что могли, лишь бы не столкнуться с чудищами, притаившимися во мраке.

Она по-прежнему приближалась, повторяя, как молитву, его имя.

Он ударил тростью по красной черепице, оставив вмятину рядом со своим сапогом, желая повернуться к ней и сказать: «Не подходи ближе. Не заботься обо мне».

– Было невозможно их уберечь, – сказал он раскинувшемуся внизу городу.

Она остановилась.

– Твоим брату и сестре повезло, что у них есть ты. Я видела, как они на тебя смотрят. Что бы ты ни делал, ты берег их как мог.

– Это неправда, – резко ответил он.

– Ты тоже был ребенком, Девон, – сказала она ему в спину так тихо, что он едва расслышал свое имя.

Вранье. Конечно, он его расслышал. Его имя на ее губах подобно спасению души.

Которого он не заслуживает.

– Понимание этого не мешает мне сожалеть.

Она добралась до него, но не прикоснулась, а просто села у его ног на конек крыши, глядя на него снизу вверх.

– Ты слишком жесток к себе. На сколько ты мог быть старше?

Вот тут следовало прекратить этот разговор и отвести ее вниз, сквозь люк в следующей крыше, ведущий в его контору. Следовало отправить ее домой. Вместо этого он сел рядом с ней, глядя в другую сторону. Фелисити положила обтянутую перчаткой руку между ними. Он взял ее, положил себе на колени, поражаясь тому, как луна превращает атлас в серебро.

И ответил он серебряной нити, волшебным образом соткавшейся в темноте, которую он любил и ненавидел:

– Мы родились в один день.

Удар сердца.

– Как такое…

Он медленно водил пальцами по перчатке. Вверх и вниз, словно молился.

– У разных женщин.

Ее пальцы дрогнули под его прикосновениями. Под его словами.

– Но у одного мужчины.

– Только не Грейс.

– Грейс, – повторила она, наморщив лоб. – Далия.

Он кивнул.

– У нее другой отец. Возможно, поэтому она умнее всех нас, остальных. – Его пальцы нашли на перчатке пуговки и принялись их расстегивать. Они вместе смотрели, как появляется обнаженная кожа, затем Фелисити произнесла:

– Мне казалось, ты говорил, что не знаешь своего отца.

– Я сказал, что мой отец не пожелал признать меня, когда умерла моя мать.

– Но позже?..

Он кивнул, не желая смотреть ей в лицо, а вместо этого начал снимать атласную перчатку долгим, медленным движением, от которого рот его наполнился слюной.

– Позже мы стали полезными. – Он помолчал. – Когда он понял, что Грейс – единственный наследник, которого он может получить.

Фелисити покачала головой.

– Я не понимаю. Она же не была его дочерью.

– Однако он был женат на ее матери. И хотел признать ее своей, так отчаянно жаждал наследника.

«Наследник означает…»

– Он имел титул.

Дьявол кивнул.

Ей потребовались все силы, чтобы не спросить, о каком титуле идет речь.

– Но… у него были сыновья. Почему не подождать? Не попробовать еще раз? Чтобы получить законного?

– Это было невозможно. Больше не родилось ни одного.

Фелисити растерялась.

– Почему?

У нее самая прекрасная кожа на свете. Дьявол перевернул ее руку ладонью вверх и начал описывать на ней круги.

– Потому что он не мог зачать наследников после того, как мать Грейс в него выстрелила.

Ее глаза широко распахнулись.

– Выстрелила куда?

Он не смотрел на нее.

– В место, из-за раны в котором стало невозможно зачать наследников.

Она открыла рот. Закрыла.

– Значит, он остался с девочкой. Без наследника.

– Большинство мужчин сдались бы, – сказал он. – Позволили роду оборваться. Передали бы титул какому-нибудь дальнему кузену. Но мой отец отчаянно желал потомка.

Ее ладонь сомкнулась вокруг его пальцев, пленив их теплом, заставив его желать, чтобы она осталась с ним навсегда, прогоняя холод прочь.

– Ты и Зверь.

Он кивнул.

– Уит.

Она коротко улыбнулась, услышав настоящее имя Уита.

– Если честно, так мне нравится больше. Девон и Уит, – сказала она, отпустив его пальцы, и поднесла голую руку к его лицу. Он закрыл глаза, поняв, о чем Фелисити думает, до того, как она прикоснулась к нему, провела мягкими подушечками пальцев по длинному белому шраму на его щеке. – И тот, кто сделал это.

– Эван. – Он прижал ее руку, наслаждаясь ее прикосновениями, пока впервые в жизни рассказывает эту историю, – и тут же возненавидел себя за то, что воскрешает прошлое и получает немыслимое наслаждение, наконец-то говоря об этом вслух. – Я думал, что спасен, когда он появился в приюте – мой отец.

Она кивнула, и он продолжил:

– Моя мать оставила немного денег, но семья, которая приютила меня, дожидаясь весточки от него, взяла плату за жилье и еду.

– С ребенка?