Уэйнрайт закончил говорить и вернулся к ней. Даже в темноте она почувствовала его напускную небрежность, и ей захотелось сказать ему, чтобы он перестал быть марионеткой. Он был женат, довольно счастлив в браке, как она считала. А молодая лаборантка одинока, она просто играла с ним. Потом она сказала себе, что это не ее дело и что сама она едва ли хороший советчик в вопросах отношений.
– Джон хочет закончить пораньше, – сказал он. – Утром будет занят. Скажем, через час.
– Отлично. Я буду там.
Она стояла, прислонившись к капоту своей машины, и слушала, как волны разбиваются о берег под наблюдательной вышкой, пока он не уехал.
Ее мысли вернулись к компании, сидевшей перед странным белым домом, который так чудно смотрелся в сельской местности Нортумберленда. Она отправилась к ним, потому что ей нечем было заняться, пока на месте преступления работали криминалисты. Эта компания обнаружила тело, вечер они проведут вместе, а потом разъедутся. Все это установил констебль, который первым прибыл на место преступления. Она подумала, что лучше поговорить с ними, пока они все здесь, и проверить, не видели ли они что-нибудь необычное. Она надеялась услышать что-нибудь о машине, похожей на ту, что видела Джули на своей улице в ночь убийства Люка. Но ее заинтересовали они сами. И не только в связи с мертвой девушкой. И не потому, что мужчины напомнили ей о ее отце, который тоже любил сидеть на кухне с кучкой дружков после тайной охоты на гнезда хищных птиц на холмах. Что-то в том разговоре вызвало у нее ощущение, что к ним нужно присмотреться поближе. Какое-то самодовольство, которое ее злило и словно бросало вызов. Она пыталась понять, кто из них особенно ее взбесил, но не могла вычислить источник своего раздражения. В итоге она села в машину и последовала за Уэйнрайтом к шоссе.
Джон Китинг, патологоанатом, был уроженец Ольстера. За пятьдесят, резковатый, не любитель шутить. Он пугал некоторых ее молодых офицеров. Единственный раз, когда она видела, чтобы он проявил эмоции во время вскрытия, было при расследовании смерти трехлетнего ребенка. И когда он говорил о матче по регби с сержантом из Уэльса. В молодости он и сам играл, о чем и сейчас напоминал расплющенный нос. Прежде чем переодеться для вскрытия, он приготовил ей кофе в своем кабинете.
– Какие первые впечатления?
– Ее задушили, – сказал он. – Но это ты и сама поняла.
– Сходства с Армстронгом?
– У меня не было времени изучить все как следует на месте. Представь самый страшный кошмар криминалиста – это был он. Пара часов, и тело унесло бы в море.
– И мы бы не увидели цветы, возможно, вообще не связали бы это дело с убийством в Ситоне, – она вернулась к вопросу, который не давал ей покоя на маяке. – Этого хотел убийца? Это его личный ритуал? Или он сделал ставку на то, что тело найдут до прилива?
– Меня не спрашивай! Я работаю с мертвыми телами, а не с мыслями живых.
Она наблюдала за вскрытием из соседней комнаты через стекло – не из брезгливости, а потому что осознавала свои размеры и не хотела мешаться. Вокруг стола из нержавеющей стали и так собралось много людей – лаборанты, фотограф, Билли Уэйнрайт.
Они развернули полиэтиленовую пленку и под беспрерывные вспышки фотоаппарата начали раздевать Лили Марш. Сняли синюю хлопковую юбку и белую рубашку с вышивкой. Вера увидела, что на ней был комплект белого белья. Но едва ли она была девственницей. Лифчик для глубокого декольте, кружевной, откровенный. На трусиках по бокам были маленькие бантики из красного шелка, красная шелковая ластовица. Пока Билли Уэйнрайт убирал в пакет каждый предмет одежды, Китинг комментировал процесс, периодически поглядывая на нее, чтобы убедиться, что она понимает значимость его слов.
– Одежда почти не повреждена. Явных признаков сексуального насилия нет.
«Если только он не одел ее потом», – подумала Вера. Прежде чем принимать решение, нужно дождаться результатов мазков из влагалища. Но у Люка признаков сексуального насилия не было, а она уже была уверена, что эти случаи связаны.
Китинг продолжал:
– Синяков нет. Разрывов тканей нет. Сфотографируйте глаза и веки, пожалуйста. Обратите внимание на петехии.
Вера уже заметила их еще на месте преступления, – мелкие точечные кровоизлияния, вызванные закупоркой вен на шее. Классический признак удушения.
– Удушение не голыми руками, – говорил Китинг. – Следов пальцев нет. Посмотрите на линию вокруг шеи. Кожа не порвана, значит, это не провод – либо провод в пластиковой изоляции. Возможно, тонкая веревка.
И это тоже совпадало с делом Армстронга.
Она наблюдала, как он продолжал внешний осмотр, видела, как Билли взял все образцы – след помады, оставшийся даже после того, как тело пробыло какое-то время в морской воде, соскобы из-под ногтей, отстриженная прядь лобковых волос – но ее мозг гудел от теорий и идей. Что могло связывать этих совершенно разных молодых людей? Китинг начал вскрытие, но ее мысли все еще были далеко.