Читаем Скрытый учебный план. Антропология советского школьного кино начала 1930-х — середины 1960-х годов полностью

Случайно появившийся в поле зрения Тани маленький смешной помощник, тот самый трубач по фамилии Колпаков, выводит ее как будто бы на верный вариант. Его консерваторский приятель, Сергей Петрович Коркин[385], не только самый настоящий первый пионер, но и знаменитый скрипач: это сочетание, несомненно, должно поднять Таню в глазах пионервожатого на недосягаемые высоты. Но визит домой к Коркину, который должен был стать ее триумфом, заканчивается полным разочарованием. Во-первых, за Таней увязывается весь класс, привлеченный нечастой возможностью причаститься к знакомству с великим современником, — и одноклассники, вместо того чтобы проникнуться важностью момента, сосредоточенно жуют предложенные им конфеты. Во-вторых, единственный человек, ради которого все и затевалось, Петя Крючков, так и не появляется на сцене, поскольку его отвлекают какие-то очередные организационные проблемы. В-третьих, как выясняется, Таню успевает опередить конкурирующая организация, что лишает ее и ореола первооткрывателя, и полноценного рассказа о первоэпохе — просто потому, что на сегодня Сергей Петрович Коркин уже успел наговориться с пионерами. Кстати, сцена эта заслуживает особого внимания еще и в силу того, что предлагает зрителю сразу две перспективы: она подается не только через детское восприятие Тани, но и через взрослое восприятие Коркина. И с его точки зрения — с позиции человека вполне успешного, очень занятого и не придающего своему далекому пионерскому прошлому особого значения, — вся эта суета воспринимается как часть «общественной работы», с необходимостью участия в которой он готов мириться какое-то, но не слишком долгое время. Эпизод с визитом пионеров носит сугубо комедийный характер, и каждое следующее появление очередной группы школьников, жаждущих приобщиться к исторической памяти, усиливает ощущение абсурдности происходящего. Если Таня возлагает на эту встречу большие надежды, то сам Коркин едва успел выпроводить предыдущую компанию красных следопытов, и возможности потратить еще час времени на удовлетворение интересов пионерских организаций не то чтобы очень рад. Он исполняет необходимую последовательность телодвижений и пользуется появлением коллеги-музыканта как поводом для того, чтобы выпроводить гостей, но едва за ними закрывается дверь, как приходит следующая поисковая партия — которую на сей раз он даже не пускает на порог. Полученное зрителем впечатление о степени осмысленности пионерской работы уже было бы достаточно однозначным, но Митта предпочитает дожать ситуацию до предела. Сергей Петрович Коркин, переживая, что он зря обидел детей, задумчиво подходит к окну, чтобы проводить взглядом их удаляющиеся по улице фигурки, — и видит, как навстречу им по направлению к его дому движется уже не полдюжины искателей, а полноценная пионерская колонна с барабаном и знаменем. Колонна в конечном счете сворачивает в другую сторону, но для зрителя мораль этой сцены останется воплощенной в том выражении ужаса, которое застыло на лице прячущегося за занавеской Коркина.


«Звонят, откройте дверь». Дурная бесконечность пионеров


Впрочем, через него Таня впервые получает возможность физически прикоснуться к первоэпохе, получить в руки артефакт не просто аутентичный, но и обладающий своей «личной историей» для хозяина, — экземпляр какой-то давно не существующей пионерской газеты, в которой юный пикор[386] Коркин опубликовал заметку. Если вспомнить, что в «Бей, барабан!» Салтыкова именно создание районной пионерской газеты становится одним из ключевых для развития сюжета событий, то этот эпизод вполне можно считать попыткой «передать привет» бывшему соавтору по проработке пионерской темы, причем «привет» пародийный, поскольку заметка написана суконным языком, да и посвящена событию не значащему и явно не способному заинтересовать собой современных детей. Артефакт оказывается столь же бессмысленным, как и доселе найденные Таней первые пионеры; она, судя по всему, единственная из класса все-таки прочитывает газету от начала до конца, но ничего, кроме скепсиса и раздражения, почерпнутая оттуда информация у нее не вызывает. Для того чтобы и впрямь причаститься героическому времени, необходимо то, с чем она до сих пор еще ни разу не сталкивалась, — заинтересованное и эмоционально окрашенное личное соучастие: нужно, чтобы найденный посредник превратился в проводника, способного инициировать неофита в истинное знание.


«Звонят, откройте дверь». Искренность малых мира сего


Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Анатолий Зверев в воспоминаниях современников
Анатолий Зверев в воспоминаниях современников

Каким он был — знаменитый сейчас и непризнанный, гонимый при жизни художник Анатолий Зверев, который сумел соединить русский авангард с современным искусством и которого Пабло Пикассо назвал лучшим русским рисовальщиком? Как он жил и творил в масштабах космоса мирового искусства вневременного значения? Как этот необыкновенный человек умел создавать шедевры на простой бумаге, дешевыми акварельными красками, используя в качестве кисти и веник, и свеклу, и окурки, и зубную щетку? Обо всем этом расскажут на страницах книги современники художника — коллекционер Г. Костаки, композитор и дирижер И. Маркевич, искусствовед З. Попова-Плевако и др.Книга иллюстрирована уникальными работами художника и редкими фотографиями.

авторов Коллектив , Анатолий Тимофеевич Зверев , Коллектив авторов -- Биографии и мемуары

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Прочее / Документальное
Эстетика и теория искусства XX века
Эстетика и теория искусства XX века

Данная хрестоматия является приложением к учебному пособию «Эстетика и теория искусства XX века», в котором философско-искусствоведческая рефлексия об искусстве рассматривается в историко-культурном аспекте. Структура хрестоматии состоит из трех разделов. Первый раздел составлен из текстов, которые являются репрезентативными для традиционного в эстетической и теоретической мысли направления – философии искусства. Второй раздел состоит из текстов, свидетельствующих о существовании теоретических концепций искусства, возникших в границах смежных с эстетикой и искусствознанием дисциплин. Для третьего раздела отобраны некоторые тексты, представляющие собственно теорию искусства и позволяющие представить, как она развивалась в границах не только философии и эксплицитной эстетики, но и в границах искусствознания.Хрестоматия, как и учебное пособие под тем же названием, предназначена для студентов различных специальностей гуманитарного профиля.

Александр Сергеевич Мигунов , А. С. Мигунов , Коллектив авторов , Н. А. Хренов , Николай Андреевич Хренов

Искусство и Дизайн / Культурология / Философия / Образование и наука