Скучный декабрь

Слепой свет лился снаружи, слишком слабый, чтобы побороть тени. Он растерянно плавал в табачном дыме, пытался пристать к кому-нибудь, как вокзальный попрошайка. Забытый всеми главный казначей отстукивал одним пальцем отчет об использовании средств. Временами он останавливался, устремив безумный взгляд в снежные просторы за окном. Запасы таяли, и восполнить их было невозможно, назревала еще одна большая проблема. В отдельном запертом купе под охраной двух сичевиков находились все средства Директории: пять пудов золота в слитках и монетах, уложенные на разноцветный ковер из трехсот миллионов никому не нужных бумажных денег. Кроме того в одной из теплушек хранились запасы еды, табака и алкоголя на пару недель. Все, что успели загрузить перед поспешным отъездом. Этого было явно недостаточно. Глянув на графу «Расход» казначей грустно вздохнул и добавил строчку «Заробитна платня». Лента в дряхлой машинке мазала, часть букв уже почти стерлась, и в центре последнего слова растеклось чернильное пятно. Удручено глянув на беспорядок, он несколько раз нажал пробел. Если бы не семь червонцев и пять империалов выкруженых на заработной плате министра образования и бережно хранимых казначеем в потайном поясе на брюках, настроение было совсем отвратительным. Мысли его вертелись вокруг возможной экономии на выдаче денег, если бы кто-нибудь из министров неожиданно умер или отстал от поезда. С надеждой оглядев бурлящий салон, казначей еще раз вздохнул. Близких смертей пока не предвиделось. Все были бодры, даже тщедушный министр образования, который за отсутствием машинки пытался писать печатными буквами на листике. Выходило у него плохо, и он бросал грозные взгляды на довольного противника, сочинявшего речь Председателя. Вздохнув, казначей в очередной раз уставился в вагонное окно, министр образования мог принести три червонца.

— Е новини вид Мазуренко, пан генерал-хорунжый? Необхидно якомога швыдче домовытыся з бильшовыками. Махно вже зайняв Бахмут. Якщо ми не будемо затягуваты переговоры, мы втратымо все, — бубнил кто-то в сумерках. Ему неразборчиво отвечали. Мазуренко посланый на переговоры молчал, дела были плохи как никогда.

Эта суматоха не имела ровно никакого смысла. На востоке бухали в вечном Киеве начиненые горчичным газом химические снаряды. Метались по Банковой конные и пешие. Трещали выстрелы. В тот вечер, который наливался за окном, столицу в очередной раз покидали остатки войск. Разбегались по селам сичевики, выбирались разбитые и измотанные в боях оставшиеся верными Петлюровские части. И ни с одной из них не было связи. Положение было настолько отчаянным, что редкие окрестные жители, наблюдавшие катившее в сторону Польши посольство усмехались: «Под вагоном территория, а в вагоне Директория». Правительство, нервно работавшее в салонном пульмане, не контролировало ровным счетом ничего.

— Как считаете, пан фельдмаршал, стоит выдвинуть Богдановский корпус под Круты? Так мы обхватим большевиков с фланга, — обратился к старичку один из офицеров. — Затем разовьем наступление на Конотоп и Сумы и на плечах врага ворвемся в них. Остановим героическое отступление пятой дивизии и ударим с севера! Кажется, красные уже достаточно утомлены нашим маневром.

— Выдвигайте, — распорядился тот. — Не забудьте про обеспечение лекарствами! Необходимо достаточное количество политанки. Войска совсем обовшивели. А вошь, как известно современной медицине, переносит бациллы. Прошлый раз принесли донесение, а по нему ползала вошь. Вошь, представьте! А где вошь там что? Там тиф, панове.

— Пан Адамичек, не успеваем с планами по вывозу Путиловского завода после победы. Как думаете, стоит отодвинуть? — спросил кто-то из Министерства промышленности.

— Отодвигайте, — разрешил бывший шулявский аптекарь. — Не более чем на два дня, наш флот и артиллерия требует чугун и сталь. И медикаменты. Всем потребны медикаменты: йод, корпия. Это основные проблемы.

— А что будем делать с Тульским патронным, пан фельдмаршал?

Что делать с этим заводом пану Адамичеку ничего не пришло в голову, поэтому он ответил неопределенно, планировать к перемещению, но не сразу. Так же как и остальные заводы, которые в будущем планировалось отобрать у разбитых большевиков. Репарации вообще были больной темой, что с ними делать никто не знал. С деньгами было проще, сколько их было у красных, было непонятно. Это сильно упрощало задачу. А вот все эти заводы куда-то надо было деть. И ни одна умная голова пока не придумала куда именно. Фельдмаршал поджал губы и протер обшлагом мундира самый большой и красивый орден на груди.

— Планируйте пока, как считаете нужным, поправим после победы, — распорядился он.

Закончив, таким образом, дела пан Адамичек повернулся к доблестным разведчикам, удивленно рассматривающим царившую суету.

— Итак, — обратился он к пану Штычке, — вы из польского бронепоезда?

— Так есть, Ваша Милость, — уяснив, что разговаривает с целым фельдмаршалом, доложил отставной пехотинец, — Поцяг панцерний «Генерал Довбор»! Разведываем во славу войска Польского и пана ротмистра!