На русском языке существует немало книг, служащих «школой молитвы», или, скорее, исповеданий опыта ее. Среди тех, что наиболее читаются сегодня, следует в первую очередь вспомнить книги митр. Антония Блума, архим. Софрония Сахарова, не говоря уже о трудах свв. Феофана Затворника, Игнатия Брянчанинова и неувядаемых «Откровенных рассказах странника». Все они делают скорее упор на то, о чем книга о. Габриэля (Бунге) говорит сдержаннее всего, на уже готовые плоды или же на «переживание» молитвенного делания. Настоящая же книга учит прежде всего изготовлению тех сосудов, что должны стать вместилищем Духа, или, если мы будем говорить о ней, оставаясь в логике павловского образа, избранного о. Габриэлем, она служит скорее тому высокому «гончарному искусству», что должно предварять собою «похищение» молитвенного огня. Сокровенный и радостный опыт молитвы остается здесь слегка затворенным, как бы апофатическим и все же согревающим изнутри стенки этого «сосуда» или, если угодно, метода. Материалы, которые берутся для его изготовления, суть наши дни и часы, наши жесты и усилия, проще говоря, быт и жизнь, однако все это «замешивается» и высветляется изнутри словами Писания. Каждое утверждение в этой книге словно «воспитано» и проверено Словом Божиим, и читатель чувствует себя крепко схваченным им и протягивает ему руку, чтобы идти дальше.
Эта книга стремится прежде всего приобщить нас к чтению Библии так, чтобы чтение становилось молитвой по ней, ибо так читали ее первые христиане, так молились по ней отцы Церкви. И если, по словам одного из них, «все Писание свидетельствует о Христе», то в такой же мере все оно учит и молитве Христу. И не только учит, но и молится с нами и в нас. Да, собственно, только молитва «от» Писания и может быть подлинной, той «изначальной» молитвой, которой, вслед за людьми Библии, молились апостолы, мученики, и все те, кто «построил», «изваял» наподобие сосуда или выразил доставшуюся нам в наследство веру.
«Благодать начала», заложенная в этой молитве по Писанию, проистекает прежде всего из древности и святости самого истока, но не только. Она глубже, бытийственнее, ибо заложена в нас самих, сотворенных по «образу образа Божия» (Ориген), «а, стало быть, и Сына, – комментирует о. Габриэль (Бунге), – Сына, Который в абсолютном смысле один только и есть «Образ Бога» (стр. 4). «Образ Сына» раскрывается в нас уже в нашей «соотнесенности с Богом» (бл. Августин), в молитве к Нему, в
Эта одна из основных, хотя и предельно сжатых предпосылок молитвенной практики «по учению святых отцов» относится к важнейшим урокам этой книги. Она говорит нам о том «изначальном», «пребывании-в-тождестве-с-собой», что было, наверное, доступно лишь первым людям в раю, и что после Воплощения и Искупления дается только святостью, т.е. трудолюбивой верностью тому самому божественному «началу», что действует в нас как та заложенная до всякого времени, но не утратившая своей силы закваска, сообщающая нам утраченную цельность. И эта цельность, как «плод Духа Святого, живущего в нас» и «свидетельствующего о Сыне», есть вместе с тем и освобождение «внутреннего» нашего человека от пут греха, сковывающего нас в самой глубине нашего существования. И потому, даже пройдя разные высокие ступени «мистического опыта», делающего упор лишь на интенсивные ощущения запредельных миров, мы испытываем потребность вернуться в начальные классы, чтобы отдав руку седобородому учителю, пойти за ним тем издревле проложенным путем покаяния и завоевания внутренней благодатной свободы, путь к которой каждый может проложить для себя сам.