Скульптор и скульптуры

Видно, так заведено навеки –
К тридцати годам перебесясь,
Всё сильней прожжоные калеки,
С жизнью мы удерживаем связь.

Милая, мне скоро стукнет тридцать,

И земля милей мне с каждым днём.
Оттого и сердцу стало сниться,
Что горю я розовым огнём.

Коль гореть, так уж гореть сгорая,

И недаром в липовую цветь
Вынул я кольцо у попугая –
Знак того, что вместе нам гореть.

То кольцо надела мне цыганка.

Сняв с руки, я дал его тебе,
И теперь, когда грустит шарманка,
Не могу не думать, не робеть.

В голове болотной бродит омут,

И на сердце изморозь и мгла:
Может быть, кому-нибудь другому
Ты его со смехом отдала?

Может быть, целуясь до рассвета,

Он тебя расспрашивает сам,
Как смешного, глупого поэта
Привела ты к чувственным стихам.

Ну и что ж! пройдёт и эта рана.

Только горько видеть жизни край.
И первый раз такого хулигана
Обманул проклятый попугай.

Надеждин дремал и рыдал в дрёме. Ему снилась полиция, ему снились пожарные. Ему снились библиотекари и сантехники. Ему снились прокуроры и судьи. Ему снились Вооружённые силы иностранных держав. Ему снилась Муза. Он еле доплёлся до дома и упал без чувств на кровать. Над ухом спящего Надеждина пискнул телефон, а спустя полминуты начал жужжать и перемещаться по столу. Он, не отрывая головы от подушки, поймал его рукой и поднёс к уху. Обрывки сна ещё крепко сидели в голове, а слезы блестели на сонных глазах. Настроение было скверное. Душа его металась внутри тела и ругала его за то, что, будучи большим обожателем книг, он их как вандал бросал на пол и карабкался по ним вверх. Он был зол на себя. А когда он был зол, его общение с народом проходило строго по уставам воинской службы. Это был принцип. Он строго произнёс в микрофон телефона: «Полковник Бархударов слушает». От ещё неведомого ему абонента раздалось радостное щебетание: «Серёженька, ты получил мою «эсемеску»».

– Наверное. Сейчас посмотрю. Я ещё сплю» – не особо радостно и бодро, сильно расходясь с воинским уставом, отвечал Надеждин.

– Тогда быстрей читай, и шли ответ. Ну всё, целую. Жду, – продолжилось радостное щебетание.

Надеждин, ещё плохо соображая начал давить на разные телефонные кнопки в поисках «эсемески». «Эсемеска» была кратка, но насыщенна информацией: «Серёжка привет! У меня до 31 августа отпуск. Хочешь, приеду в гости? Если сможешь оплатить дорогу. Целую, Соня». Он зевнул. Сладко потянулся. С удовольствием отметил, что ещё не сильно скрепят кости и не сыпется песок, хотя прожито почти полвека. Ещё всё поднимается и долго стоит. Он ещё может сделать «ласточку» и застыть в этой позе. Он ещё может нырнуть в воду вниз головой и даже прыгнуть в высоту с шестом. Но к встречам на вокзалах, переносу сумок, разговорам с женщиной, он не готов. Он карабкается на самый верх. Он собрался взять новую высоту. Какие тут могут быть женщины. Он посмотрел в окно. За окном было лето. Тёплое, ласковое лето начинающее переходить в осень. Череда тепла и ветреной прохлады, солнца и туч, жары и дождя делали всё вокруг свежим и чистым. Надеждин почувствовал, что ему нужен отдых. Его друзья собирались на фестиваль бардовской песни…

Надеждин отстучал ответ: «Приезжай после 31 августа хоть навсегда» и уже спокойно заснул опять. Ему снилось, как он читает молитву о любви и поёт любви песни: «Люби, Любовь! Люби Любовь! Люби! Своим Великим Чувством Первозданным Ты проникай в людские Души и Сознанья! Наполни Дух Святого Мирозданья Священной Силой Пламенной Любви! Живи, Любовь! Живи, Любовь! Живи! Будь жизненной основой всех основ! Любовью будь Космическое Высшее сознанье! И разум Высший ЕСМЬ Вселенская Любовь!!! Клянусь Всегда, Везде и Всюду в Бескрайней Космоса Дали Любовь Нести! Любовь Дарить! Любовью Жить! Любовью Быть! В Любви Любовью Мир Любви Творить!!!»

Его лицо опять было мокрым от слёз. Плакал не он, плакала его душа. Она парила, где-то рядом с Музой, всматриваясь в тело Надеждина и предрекая ему большой подвиг…