Скунс и Барсук

Скунс подскочил и указал на юг.

– Ахой! Орловская!

Барсук увидел странную долговязую птицу в пернатых штанишках.

Скунс наклонился к Барсуку и прошептал:

– Названа в честь русского графа, Алексея Григорьевича Орлова. Но она не русская – она иранская.

Барсук встал, чтобы лучше было видно. С каждым шагом перья орловской тряслись (муфта, капюшон, борода, косматые брови). Орловская медленно развернулась. Барсук почувствовал, что его оценивают (левым, правым, левым, правым). Затем орловская распушила перья, подняла клюв в воздух и резко вскрикнула: «Кррррр-РР!»

– Что это за птица такая? – спросил Барсук.

– Курочка! Только курочки слышат куриный свисток.

Барсук вспомнил оранжевую палочку и моргнул.

– И ты ничего не слышишь, когда дуешь в него? Совсем-совсем ничего?

– Конечно, нет! Я же не курочка.

«Барсук – тоже не курочка!» – подумал Барсук. Он уже собрался что-нибудь сказать, но Скунс снова подпрыгнул и показал лапой.

– Вот! Смотри, вон там! И там!

– Ох! – Барсук раскрыл рот от удивления. Куда ни глянь – курочки. Сверху, снизу, сзади – курочки. Через дорогу, в парке, у почтового ящика – курочки. Бородки! Гребешки! Ярко-красные лица! Курицы продолговатые и круглые, крошечные и размером с куст. («Джерсийская гигантская», – сказал Скунс.) Курицы на аистиных лапах. («Три ко-шамо справа!» – сказал Скунс.) Курицы в клёшах, в беретах с плюмажем и в ластах – и всё это из перьев. Разноцветные курицы. «Ничего себе! И фиолетовая?» Некоторые крапчатые, некоторые черепаховые, а некоторые лоснящиеся. Куда ни глянь, земля двигалась в курином ритме, рваном, в синкопах подёргиваний и рывков, взглядывала одним глазом, потом другим, потом шаг-шаг-шаг, зырк-ШМЯК!

Барсук, стоя на крыльце, покачнулся.

– Это всё… курочки?

– Курочки-несушки, – сказал Скунс, видимо, не поняв вопроса. – Несушки, они деловитые. Работают в команде. Не хочу плохо говорить ни о ком из куриц, но знаешь, очень многие петухи… просто ужасны. Вечно требуют внимания. Дерутся, царапаются и клюются. Некоторые петухи даже не понимают, когда пора бы уже перестать кукарекать! Даже несушки считают, что петухи хороши понемножку. Ну, за исключением Ларри. Ларри – это другое дело.

Барсук кивнул на группу из четырёх мясистых, как будто подгоревших на солнце птиц и скрестил лапы на груди.

– Это индейки.

– Нет, Барсук, это курочки – Трансильванские голошейки.

Тут Барсук заметил, что курицы – все до одной – приближаются.

Барсук заметил, что курочки приближаются.

Шаг-зырк-шмыг!

Всё ближе. Шаг-зырк-шмыг!

И ближе! Шаг-зырк. Шаг-шаг. Шмыг!

Барсук отшатнулся и вжался в стену дома.

– Триасово-юрский песчаник, – пробормотал он по привычке, думая только о надвигающемся курином приливе.

Скунс бросился в море перьев.

– Привет! Привет! – кричал он. – Ужасно приятно познакомиться!

Барсук наблюдал, как Скунс здоровается с каждой курицей. Потом вперёд выступила орловская и, видимо, сказала что-то смешное.

– Какая-такая Рыжая нога? – услышал Барсук слова Скунса.

– Ко-ко-ко, кудах-кудах-тах-тах? – спросила орловская.

– Ха! Ты это слышал, Барсук?

Барсук слышал. «Кудах-тах-так?» Не особо смешно. Барсук пожал плечами.

Курочки, собравшиеся вокруг Скунса, разом поглядели на Барсука (одним глазом, потом другим).

– Ко, – сказал небольшой рыжий комочек перьев.

– Ко-ко, – сказал крапчатый коричневый куст.

– Ко-ко-кудах-тах-тах, – сказала орловская.

Скунс мельком взглянул на Барсука, потом повернулся к курочкам.

– Вы правы. Боюсь, Барсуку сложно разобрать ваш диалект.

– Какой диалект? – фыркнул Барсук.

Скунс посмотрел на Барсука озабоченно.

Курочки посовещались. Крапчатый коричневый куст сказал:

– Ко! Куд-кудах-тах-тах.

Скунс махнул лапой.

– Да нет, Барсук вполне сообразительный! Очень много знает о камнях.

Барсук ахнул.

– «Вполне сообразительный»?! Это ты обо мне?!

– Ш-ш! – сказал Скунс. – Совсем скоро ты начнёшь свободно разговаривать, обещаю. Курочки тебя полюбят, а ты полюбишь их. С ними полезно иметь знакомство.

И тут – к ужасу Барсука – Скунс просочился мимо него и открыл дверь дома из красного кирпича.

– А теперь – рассказы! – крикнул он.

– Стой! – сказал Барсук. Но было уже поздно. Курочки рванулись в дверь с напором воды, бьющей из садового шланга.

* * *

События развивались с молниеносной быстротой.

Барсук и Скунс стояли на пороге Барсучьей камнекомнаты, вытаращив глаза. Не успели они оглянуться, как свершился куропереворот, и камнекомната обратилась в курятник. Это была уже не Барсучья камнекомната, а Куриный Дикий Запад, Салун в Тупиковом конце, Последняя стоянка на Ранчо Кукурузного Початка.

Курочки заворковали, а потом разразились пронзительным КУДАХ-ТАХ-ТАНЬЕМ и хлопаньем крыльев. Те, что умели летать, поднялись в воздух. Некоторые из них взгромоздились на люстру, которая теперь раскачивалась, как качели.