Скверная кровь

– Я уже говорил тебе, что не был хорошим отцом. Даже для Лафета, а уж тем более для тебя.

Я осознал, что маркиз Амадей – мой отец, в тот самый момент, когда увидел своё отражение в зеркале, в то время как они с Лафетом стояли на коленях возле умирающего старика. Стоило увидеть наши лица одновременно, и всё стало на свои места – я понял, что за странное ощущение не давало мне покоя, когда я смотрел на кого-то из них.

– И всё равно я не вижу в его мести никакого смысла. Пусть ты сто раз мой отец, но я всего лишь один из множества бастардов-полукровок в Калионе, где такого люда полным-полно. Ну спал ты с моей матерью и зачал с ней ребёнка – так поступают тысячи имперцев. Чем может ничтожный ублюдок заслужить ненависть, доводящую до убийства?

– Наш род очень знатный, близкий к имперскому престолу. Но по эльфийским меркам твоя мать была не менее знатной – она происходила от одной из сестёр Великого князя всех эльфийских племён, правившего до имперского вторжения.

– Ну просто замечательно! Все мои предки – сплошь маркизы да принцы, что имперские, что эльфийские. Но меня это принцем не делает. Я всё равно остаюсь одним из множества бастардов, без всяких титулов и земель!

– Я очень любил твою мать, этот дивный цветок, и никогда больше не встречал женщины, обладавшей такой естественной красотой и грацией. Будь она рождена в империи, то неприменно стала бы возлюбленной принца или герцога.

Маркиз умолк и снова уставился в окно.

– Расскажи мне о матери побольше, – попросил я.

– Она была единственной женщиной, которую я по-настоящему любил. Её отец был князем нескольких эльфийских деревушек, приписанных к нашему имению. Мы там, как большинство знатных землевладельцев, почти не бывали, но, когда мне исполнилось двадцать, отец спровадил меня туда, потому что считал нужным удалить из города, подальше от вредных, с его точки зрения, влияний. С тем, чтобы я отвык от книг, поэзии и всего такого, а взамен приобрёл навыки, подобающие настоящему мужчине. Управляющему тем поместьем было поручено превратить мечтательного мальчика в подлинного аристократа, носителя больших шпор.

– А управляющим, как я понимаю, был Корин де Мозер?

– Да, Корин. Он был всего на несколько лет старше меня, но так многого добился в жизни! Со временем он стал одним из богатейших людей в Калионе. Мало того что к его мнению прислушивается сам король, так Корину ещё ведомы грязные секреты половины знатных семейств колонии.

– Не думаю, что его влияние и богатство были приобретены честно, – вставил я.

Маркиз Амадей пожал плечами:

– Честность – это драгоценный камень со многими гранями, и для каждого из нас они сверкают по-разному.

– Попробуй сказать это тысячам эльфов, которые умерли в шахтах и при прокладке туннеля.

В моём голосе звучал яд, однако сердце пусть медленно, но уже смягчалось по отношению к человеку, который, как ни крути, всё-таки доводился моему аватару родным отцом. В конце концов, он не пытался скрыть или оправдать содеянное. Напротив, его величайшим грехом было то, что он пытался отвернуться – или убежать! – от зла.

Отец печально улыбнулся.