Сквозь ночь

Вечером, когда смена улеглась, они оттащили пушку за вагончик.

— Тяжелая все же, курица ее задави, — сказал, отдышавшись, Полухин. Усенов молча достал из кармана папиросы. Оба закурили.

— Слушай, Полухин, — сказал тут, набравшись духу, Усенов. — Ты на меня не сердись, понимаешь. Ты, пожалуйста, научи меня водить трактор.

— Рассеянный ты дюже, — ответил на это Полухин. — Ворон ловишь, постоянно мечтаешь в рабочее время.

— Я мечтаю на трактор перейти, — сказал в темноте Усенов. Оранжевый сполох затяжки озарил его лицо, скуластое, узкоглазое лицо степного древнего бога.

— Ладно, — сказал, помолчав, Полухин. — Продумаем этот вопрос.

Сплюнув на огонек, он притушил папиросу. Назавтра он сунул Усенову затрепанную книжку «Трактор «ДТ-54».

— Давай почитай в свободное время, — сказал он.

Свободного времени было ох как мало. Урвав часок перед сменой, Усенов уходил с книжкой за вагончик. Он читал медленно и шевелил при этом губами. Потому он и уходил за вагончик подальше, чтобы никто не глядел на него и не мешал. Там он усаживался на пушку и читал.

Вскоре, однако, водовоз Малохатько, любивший проявлять хозяйственность, дал злополучной находке другое применение. В один прекрасный день он, приглядевшись, врыл пушку в землю казенной частью кверху. Получился вроде как бы специальный столбик с округлым верхом, литым узорчатым пояском и двумя проушинами по бокам. К этим проушинам Байда стал привязывать своего мерина, а Малохатько — кобылу.

— Кажный предмет должен быть при месте, — удовлетворенно сказал он по этому поводу.

Участковый же механик Алешечкин выразил ту же мысль несколько по-иному.

— Что это у вас за коновязь такая роскошная? — спросил он, приехав с автолетучкой ремонтировать остановившийся самоходный комбайн.

— Да это тут пушкари наши еще весною нашли, — сказал Байда.

— Какие пушкари? — удивился Алешечкин.

— Ну, Полухин с Усеновым, одним словом, — усмехнулся Байда. — Помните, плуг еще на этом паскудстве скалечили.

Алешечкин присел у столбика и очень внимательно осмотрел литой поясок. Он взял кусок проволоки и поковырял со всех сторон в узоре, вычищая землю, а затем сказал:

— Вы даже не представляете, как это интересно. Вот поглядите.

И он показал Байде окруженные завитками бронзовые цифры «1707».

Поглядев на это число, Байда сказал:

— А в чем тут интерес?

— Как? — изумился Алешечкин. — Неужели же вы не понимаете? Да ведь это же археологическая находка, экспонат и все такое, а не лошадей привязывать. Давай» те выкапывайте немедленно, и я увезу эту вещь на центральную усадьбу, Мы ее отправим в Кустанай и там сдадим в музей.

Тут Байда живо сориентировался.

— Ну, это уже на вербе груши, — сказал он. — В музей мы и сами не больные сдать. Поскольку наша бригада находку сделала.

За ужином он сказал Полухину и Усенову:

— Слушайте, экспонаты, вы в Кустанай желаете съездить?

Полухин, привыкший к бригадировым хитростям, осторожно спросил:

— А что?

— Есть такая думка, — медлительно проговорил Байда, выскребая из миски остатки каши, — такая думка есть, направить вас двоих в командировку. Пушку в музей сдавать.

— Тетю свою на пушку бери, — подмигнул Усенову Полухин, довольный, что не попался на Байдину удочку.

— До чего ж все-таки народ у нас некультурный! — воскликнул тут Байда. — А ну, пройдите за мной.

Отведя ребят к столбику, он показал им цифры.

— Ну и что? — спросил Полухин, все еще осторожничая.

— Как что? — возмутился Байда. — Ведь это же экспонат. Археологическая находка, понимать надо!

После этого он еще две недели донимал оттяжками.

— Обязательство выполните, тогда и собирайтесь. И чтобы по всем показателям…

Или же:

— Что-то у вас с экономией горючего курячьи именины получаются, придется подумать…

По этому поводу Полухин сказал Усенову:

— Это уж твоя работа. Пережигаешь, брат…

Он в последнее время исподволь пускал Усенова на свое место, когда вокруг никого не было, — тот хмурился от удовольствия, держась за рычаги фрикционов.

Настал, однако, день, когда Байда сказал за ужином:

— С утра попутной поедете, шут с вами, знайте мою доброту.

Ранним утром у полевого стана затормозила пятитонка, направлявшаяся с центральной усадьбы в Кустанай, на станцию за каким-то грузом. Полухин с Усеновым взвалили пушку в порожний кузов и сами влезли туда же. Байда, отстегнув карман гимнастерки, вытащил замусоленную пачку.

— Держите тыщу, — сказал он, — и чтобы без гостинца не вертались.

— А чего покупать? — спросил Полухин.

Байда задумался.

— Селедки два кило, — сказал он, подумав.

— Это на тыщу-то? — рассмеялся Полухин.

— Ну, еще чего-нибудь там, что попадется, — сказал Байда. Ничего больше он не смог придумать.

В Кустанае пятитонка застопорила у музея. Шофер, высунувшись из кабины, сказал:

— Выкидывайтесь, да живее, времени нету.

Ребята спрыгнули и, откинув борт, выгрузили пушку. В маленьком вестибюле, куда они втащили ее, было прохладно и пусто. Девушка в черном жакете, сидевшая там, сказала:

— Билеты по рублю. А это можете пока тут положить. Не бойтесь, не пропадет.

— Да нет, — сказал Полухин, — нам ее сдать нужно.

— Кому сдать? — удивилась девушка.