Сквозь страх

Когда наконец разговор закончился, Измайлов не спеша пошел к выходу. Одолеваемый невеселыми думами, он не заметил, как закрыл за собой тяжелую дубовую дверь главного корпуса и оказался на центральном портике с величественными белыми колоннами, что вознеслись до самой университетской крыши. Юноша остановился, привалился плечом к колонне, словно ухажер, уставший ждать свою возлюбленную, и бездумно уставился на афишную круглую тумбу. Так он простоял минут пять, пока не взглянул на серый купол неба с маленькими промоинами, через которые устремлялись к земле красноватые лучи солнца. Горизонт уже подернулся сизоватым мраком. Шамиль, словно после короткой дремоты, очнулся. «Ого, оказывается, уже вечер на носу». И он поспешил в Шамовскую больницу. Но там Тряпкин не работал. Не значился он и среди медперсонала городской больницы. Тогда Шамиль поехал на Дальне-Архангельскую улицу, где, по словам университетского преподавателя Мулюкова, проживал доктор Тряпкин.

«Интересно, узнает ли он меня, — подумал Измайлов. — Вряд ли. Кто я для него тогда был? Деревенский олух. Лошадиный погоняла…»

Шамиль быстро отыскал дом 17 по Дальне-Архангельской. Одноэтажный пятистенный дом с железной крышей заметно отличался своей добротностью от соседних жилых строений. Дом этот до недавнего времени принадлежал Михаилу Тряпкину. Но в связи с острой нехваткой жилья в городе к нему подселили три рабочие семьи. И дом был разделен на четыре части. Сам хозяин продал часть дома и, как оказалось, куда-то съехал. Никто из новых жильцов ничего толком больше не знал. Правда, один из них посоветовал Измайлову порасспрашивать соседа Курбана Галиева, который помогал Тряпкину по хозяйству: таскал от колонки воду, колол дрова, чинил сени, присматривал за домом, когда хозяин дома отъезжал по своим врачебным делам в какой-нибудь уезд.

Галиев Курбан особой словоохотливостью не отличался. Отвечал не торопясь и без особой охоты.

— Где все-таки живет сейчас хозяин этого дома? — повторно спросил Измайлов, показывая рукой на соседский пятистенный дом.

— Сабсим не знаю. Аллах видит. Ни знаю, гражданин харуший.

— Он, этот врач, один жил?

— Защим адин. Жина била у ниву.

— Вот как? — удивился Шамиль, ранее почему-то представляя, что Тряпкин холостяк. — А жена где сейчас? Когда ты, бабай, ее видел последний раз?

— Ана туже уихала. Два мисяц назад. Начала априль хазяин дума уихал, и она уихала.

— Значит, с тех пор ты, Курбан-бабай, ее не видел?

— Ни видал, гражданин харуший, ни видал.

— Между собой как они жили?

— Чаву?

— Хорошо ли жили, говорю, они между собой?

Старик беззвучно пожевал синеватыми губами и покачал отрицательно головой.

— Плохо или хорошо?

— Плуха, гражданин харуший. Плуха.

— Почему? Ты, Курбан-бабай, чего-нибудь замечал?

— Ругались ани. А пащиму — ни знаю, гражданин харуший. — Старик, немного помолчав, добавил: — Флюра-то нимнуга гулять любила. Асубинно, когда Михаил далику камандировка езжал. Адин угез[11] к ний хадил, патум — другуй. Она нимнужка-нимнужка бириминный эстала от ниву. Мужит паитаму и ругались.

— Хозяин-то подолгу дома не бывал? — осведомился чекист, пройдясь по скрипучим половицам туда-сюда.

— Та нит. Ун вудка мнуга кушал. Вут паитаму, как гаварила Флюра, мыши нучью плуха лавил. Вут Флюра-то гуляла.

— Он что, каждый день пил? Или у него, как у нормального делового человека, была какая-то норма?

Старик неожиданно оживился. В тусклых, потухших глазах блеснули искорки.

— Разе, гражданин харуший, исть такуй нурма на адин мужик? Мин[12] всигда панимал так: какуй глутка, такуй нурма.

Измайлов улыбнулся и спросил:

— А может, ты, Курбан-бабай, слышал, где работает этот Тряпкин Михаил?

— Эслыщал, гражданин харуший, эслыщал. Ун гуспиталь рабутал. Ваинный гуспиталь.

От старика Шамиль поехал в гарнизонный госпиталь. Там-то он и нашел врача Тряпкина. Вернее, тут он работал, но на месте не оказался, после дежурства ушел домой. Чекисту сообщили: Тряпкин проживает на Второй Мокрой улице, 23.

Пока Измайлов добирался до места жительства Тряпкина, с вечернего непроницаемого неба полетели мелкие капли дождя. Но было так тихо, что ни один листок на деревьях не шевелился. Дождь начал усиливаться, и стало слышно, как мерно забарабанил он по железным крышам. Измайлов поглубже напялил кепку на голову и трусцой побежал по незнакомой темной улице.

Редкие прохожие боязливо жались к мокрым темным заборам и, часто оглядываясь по сторонам, старались как можно быстрее разминуться со встречными прохожими. Фонарей на улицах не было и в помине, и поэтому номера домов, казалось, размылись дождливой темнотой. Шамиль пытался расспрашивать прохожих, но те, делая вид, что очень спешат, поскорее старались удалиться.

Наконец он отыскал нужный дом. Но входная дверь в коридор двухэтажного обшитого деревянного дома оказалась запертой. Справа от двери на цепочке висела белая фарфоровая ручка, будто кто-то приладил ее сюда по ошибке вместо водяного бачка уборной. Шамиль догадался, что эта ручка теперь — звонок. Он дважды дернул ее, и вскоре послышалось шарканье ног.