Сквозь страх

— Не ошиблись, гражданин Тряпкин, не ошиблись. Именно там мы с вами встретились. Именно там вы меня лично подставили под удар, который мне едва не стоил жизни.

— Как это? — испуганно встрепенулся хозяин комнаты. — Этого быть не может!

— Может, может. Вы ведь сбили, вернее, задавили человека, когда управляли лошадью.

— Да что вы?! Помилуйте, Шамиль Максумович! Я уселся на место извозчика, когда сбежал Семен после наезда на какого-то офицера. Ну, а поскольку Чистополь я не знал, вас и попросили сесть вместо меня. Я ведь, кажется, даже приглашал вас, если мне память не изменяет, на алафузовский пароход, чтоб вы составили нам компанию. А что же потом с вами произошло? Были неприятности?

Измайлов лишь хмыкнул и саркастически пробормотал: «Были неприятности».

Воцарилось молчание.

Шамиль прошелся по комнате туда-сюда и встал у зашторенного окна.

— В той компании был Казимаков?

— Нет, его не было. Он вообще тогда в Чистополь не ездил.

— Почему? Ведь, как я понял, он везде сопровождал своего хозяина.

— Абсолютно верно. Но в той поездке его не было. Причины, к сожалению, не знаю.

— Кто сейчас находится в Казани из той компании, что ездила в Чистополь в октябре прошлого года?

— Понятия не имею, Шамиль Максумович. Знаете, смута, пардон, революция загнала их кого в Тмутаракань, кого за кордон. Во всяком случае, в этом году в Казани никого ни разу не видал. Сдается мне, что все, кто здесь остался, попрятались, как суслики при наводнении, в новые, более надежные норы.

После непродолжительной паузы чекист попросил своего собеседника описать внешность Семена.

— Я его как-то и не очень запомнил. Ведь видал-то всего раз. Он к нашей компании присоединился там, в Чистополе. Поначалу-то я думал, что это кучер; этот Семен подъехал на тарантасе прямо к чайхане, где мы пировали. — Тряпкин провел ладонью по щеке, словно проверяя, насколько выросла щетина. — А запомнился он мне таким: щупленький, среднего росточка, неказистый на физиономию, темноволосый, особых примет, по-моему, нет. Вот, пожалуй, и все… Да, вот еще… походка у него легкая, я бы даже сказал, порхающая.

— А глаза у него какие?

— Глаза… глаза у него небольшие, уголки чуть опущены. А вот цвет не припомню.

Измайлов поблагодарил хозяина комнаты и поспешил от него прямо в госпиталь, к Люции Каримовне — бывшей жене Тряпкина. Но на работе ее уже не было. На проходной ему сказали, что ушла уже домой. А живет она в деревне Борисково, что находится за озером Кабан. Но туда надо было добираться через весь город. И Шамиль решил по дороге заглянуть в ЧК, доложить о результатах поиска.

Когда наконец он свернул на Гоголя, дождь начал утихать. В темно-фиолетовых промоинах пепельных облаков появились россыпи звезд, которые отражались в черной воде луж. В темноте Шамиль то и дело вбухивался насквозь промокшими ботинками в воду, и звезды, казалось, выплескивались из луж или превращались в тонкие, едва заметные световые зигзаги.

В ЧК он узнал, что к нему приходил Мулюков из университета. Но зачем приходил бывший контрразведчик, осталось неизвестным. Тот сказал: придет на следующее утро к девяти и поделится своими соображениями с Измайловым. Шамиль понял: Мулюков хочет сообщить что-то важное, по пустякам он не будет ходить. От напряжения Измайлов заметался по комнате. Мрачные предчувствия черным облаком дыма окутали его до последней клетки, и ему показалось, что стало трудно дышать. Он выскочил в прохладный коридор и расстегнул ворот рубашки. «Мулюков знал, что я пошел искать врача Тряпкина. И если он поспешил в ЧК, значит, только из-за этого субъекта. Видимо, ему открылись неожиданно новые обстоятельства. И очень важные! Возможно, эти обстоятельства, сведения заставляют принципиально по-новому взглянуть на эту фигуру. Неужели я с ним жестоко промахнулся? Неужели он меня обвел вокруг мизинца?»

Мрачная догадка понесла его в кабинет председателя губчека. Гирш Олькеницкий собирался вздремнуть в кабинете после двух бессонных ночей. Увидев бледного, промокшего Измайлова, он встал:

— Что, Шамиль, приключилось?

— Я не знаю, Гирш Шмулевич, может, и ничего не случилось. Но появились какие-то мрачные предчувствия у меня…

— Ничего не понимаю. Ты давай-ка расскажи толком все по порядку.

Молодой чекист рассказал все, что сделал за прошедший день. Поведал, как вел себя врач Тряпкин. Не забыл и о его соседе, бывшем полицейском агенте. Сообщил ему и о неожиданном приходе в чека Мулюкова, о котором Олькеницкому он рассказывал еще раньше.

— Значит, приметы Семена Перинова, которые описал Тряпкин, никак не стыкуются с описанием внешности его, содержащимся в телеграмме ВЧК за подписью Петерса, где, как известно, сообщалось о Перинове как о германском агенте по кличке Двойник.

— И близко эти приметы, как говорится, не лежали, — грустно отозвался Измайлов.

Олькеницкий сделал несколько шагов по комнате, остановился и потер по-детски пальцами глаза. Потом водрузил на нос пенсне и тихо произнес: