Сквозь страх

— Так, если врет этот Тряпкин, значит, он завязан узлом с этим Семеном Периновым. Иначе не объяснишь его поведение. Если он говорит правду — дал дезинформацию задержанный агент в Петрограде. Из двух сторон этой загадочной медали нам надо выбрать одну, на которой начертана истина. — Он кивнул Шамилю головой. — Ну, давай вместе будем их ощупывать. Какие подозрительные детали, нестыковки еще заметил ты в общении с ними, кроме того что бывший домработник назвал его жену не Люцией, а Флюрой.

Измайлов с напряжением на лице уставился в окно, словно силился увидеть в темени, что происходит на улице. Потом, казалось, он нехотя отвернулся от черного непроницаемого квадрата окна и негромко заговорил:

— Мне показалось… что Тряпкин разыграл сцену с соседом, который якобы подслушивал наш разговор. Дело в том, что перед тем как хозяин подбежал к своей двери и открыл ее, я почувствовал едва заметное колебание внутренней стены, которое бывает обычно, когда закрывают или открывают соседнюю дверь. И когда сосед проходил мимо двери, — правда, шагов мне не было слышно, зато Мишель, приложив ухо к двери, разумеется, слышал, — он и открыл дверь. В коридоре послышалось мерное шарканье ног. — Измайлов помолчал и тихо продолжил: — Но, может быть, в оценке этого эпизода говорит моя излишняя настороженность. Возможно, и так. Но вот приход Мулюкова ко мне — это уже настораживает всерьез.

— А ну-ка, прочти вслух ту телеграмму, в которой приводились приметы Двойника, — энергично проговорил Олькеницкий, надевая кожаную куртку.

— …Возраст: 32–35 лет, высокого роста, плотного телосложения, светловолосый, глаза большие, карие, лицо продолговатое, нос прямой с небольшой горбинкой.

— А теперь расскажи-ка мне о внешности Тряпкина в той последовательности, в какой приводятся приметы Двойника в телеграмме. Давай, Шамиль, с его возраста начни.

— Возраст — за тридцать, рост… высокий, довольно упитанный, светловоло…

Тут Измайлов осекся, и розовая краска залила щеки, лоб, шею. И почти шепотом выдохнул:

— Мать честная, приметы-то совпадают!

Председатель губчека вытащил маузер из ящика стола и сунул в карман. Он вызвал к себе своего ординарца Алексея и распорядился:

— Срочно машину, и собирайся сам.

Олькеницкий торопил шофера. О том, чтобы заехать к Мулюкову, и речи не могло быть: дорога была каждая минута. Они мчались по темным пустынным улицам, которые казались давно покинутыми жильцами.

— Как по кладбищу едем, — пробасил шофер. — Там тоже в это время ни души.

Где-то в Адмиралтейской слободе забухали выстрелы: резкие винтовочные и глухие — пистолетные. Вскоре стрельба сместилась ближе к Волге и резко усилилась.

— Может, заглянем на огонек, — тихо предложил в темноте чей-то молодой голос.

Шофер вопросительно поглядел на сидящего рядом Олькеницкого. Но тот не обронил ни звука, а только отрицательно покачал головой.

Стояла уже глухая полночь, когда чекисты оказались на Второй Мокрой. Дверь им открыл сосед Тряпкина по коммунальной квартире. Он растерянно глядел на людей из ЧК, которые стремительно вошли в коридор, и тут же, словно часовые, встали у дверей Михаила Тимофеевича.

— Дома он? — кивнул головой Шамиль в сторону комнаты Тряпкина.

— Не-ет… — дрожащим голосом выдавил из себя сосед, пугливо прижимаясь к стене.

— А где он? — Глаза Измайлова нервно расширились и замерли, как неживые, в сильном нервном напряжении. — Куда он делся?

В это время чекисты вошли в комнату врача, в которой царил полный ералаш, словно здесь был эпицентр стихийного бедствия.

— Что здесь произошло? — спокойно спросил у соседа председатель губчека Олькеницкий.

Пожилой мужчина с обвисшими морщинистыми щеками и бельмом на глазу поднес дрожащие руки к горлу, словно хотел снять ими удушливую спазму страха, и тихо прохрипел с каким-то клекотом:

— Увели его.

— Кто увел? — быстро спросил Олькеницкий. — Кто, спрашиваю, увел Тряпкина?

— Милиционеры. Их было двое. С наганами в руках. Между ими и Михаилом Тимофеичем драка вышла. Вернее, он сопротивлялся. Идти не хотел. А те силком его…

— Они были в форме?

— Да-да. В форме. И с наганами в руках. Один из них пригрозил застрелить, ежели, говорит, много буду языком брехать. Так и сказал. Истинный крест. — Мужчина перекрестился. — А Тимофеич-то, улучив момент, когда его выводили на улицу, шепнул мне: «Расскажи властям все как есть, как было».

— Когда эти милиционеры пришли, — подавленно спросил Измайлов, вытирая рукавом пот с лица.

— После вашего уходу — через час, а может, и полтора.

— Они предъявляли вам мандаты?

— У них в руках были наганы, — в который раз уже повторил одну и ту же фразу вусмерть перепугавшийся мужчина. — А это самые убедительные мандаты.

Последующий допрос соседей по коммунальной квартире почти ничего не дал. Единственная новость — арестованного увезли на пролетке, запряженной двумя лошадьми.

— Бери машину, Шамиль, и — до ближайшего телефона, — распорядился Олькеницкий. — Позвони в управление милиции и выясни: посылали ли они своих людей за Тряпкиным. Давай, только быстро!

Вскоре Измайлов вернулся. Милиция, как оказалось, не арестовывала Тряпкина.