Сквозь страх

Шайтан, все еще стоявший как вкопанный, спрятал палаш и, не открывая рта, словно нем стояли распорки, мягко, по-кошачьи, пошел к Сабадыреву. Он осмотрел Митьку с головы до ног, подобно тому, как осматривает паровоз деревенский парень, впервые в жизни видевший его. Потом Шайтан вопросительно посмотрел на своего главаря. Тот кивнул.

— Вишь, Шайтан, товарища одолевает любопытство и желание первым отведать банку. Уважь его, пожалуйста.

И только косоглазый договорил, как Шайтан, словно профессиональный боксер, в мгновение ока нанес анархисту сильный удар под ложечку. Митька хотя и ожидал удара, но не столь сильного и резкого, лишь успел напрячь мышцы живота (их специально тренировал и развивал пресс на протяжении нескольких лет), но смягчить удар резким наклоном не успел. Ему показалось, что к животу приставили раскаленную сковороду, и от боли Митька не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть. Он согнулся, а потом опустился на корточки. К нему наклонилась та же рожа с раскрытым ртом: дескать, что это с тобой случилось, дорогой друг. И, почти не закрывая рта, эта рожа прошамкала, вроде как уговаривая:

— Может, еще баночку поставить? А?

Митька отрицательно покачал головой и, превозмогая боль, нащупал браунинг, с которым никогда не расставался. Это оружие он прикреплял к ноге широким резиновым жгутом. И стоило только ему поднять немного брючину у ботинка, как он оказывался неожиданно для своих врагов вооруженным. Но для того чтобы достать его, нужно было нагнуться либо присесть. Не вызывая подозрения, так сказать естественно, это можно было сделать, когда били в живот. Тогда после удара любой человек сгибается, либо приседает, или падает. И такое поведение жертвы не вызывает ни у кого подозрения. Вот на это-то совершенно оправданно и рассчитывал Сабадырев.

Немного отдышавшись, Митька выхватил браунинг и пальнул из него в косоглазого, который все так же держал пистолет наготове. И тут же попытался выстрелить в своего обидчика. Но Шайтан среагировал мгновенно: прыгнул, как козел, в сторону, одновременно умудрившись зацепить носком сапога руку стрелявшего. И пуля не задела его. А оружие у Сабадырева выпало из рук.

Рябой после некоторого замешательства хотел было пригвоздить револьверной пулей Сабадырева к земле, но не успел прицельно выстрелить. Этому помешал Рафаил, который ударил того в челюсть, а затем по руке. Мусин попытался завладеть оружием рябого, но не успел: тот оказался крепким мужиком. Правда, Мусину удалось перехватить руку своего противника и не позволить стрелять прицельно. И рябой раз за разом бабахал из нагана в небо, пока не кончились в барабане патроны.

Тем временем Сабадырев схватил свой браунинг и бросился за Шайтаном, который скрылся за углом сарая. Но ноги его плохо слушались и не хватало в легких воздуха — все-таки боль еще не прошла. Шайтана за сараем не оказалось. Митька заметил его спину за штакетником на улице. Выстрелить он успел, но, как ему показалось, преследуемый еще быстрее понесся к глухому забору соседнего дома, за которым и исчез. Он не стал преследовать Шайтана. Чувствовал, это могло кончиться для него плохо. И верно, как только Митька доковылял до калитки палисадника, из-за глухого забора выглянул Шайтан и несколько раз выстрелил из револьвера. Одна из пуль сбила с головы кепку. Сабадырев шарахнулся в глубь сада. Еще не успели смолкнуть в ушах выстрелы, как с Большой улицы донеслись треск милицейского свистка. «Этого еще не хватало». Он вспомнил про золото, которое осталось в кармане косоглазого, и бросился за сарай. Но и там вдруг снова загремели выстрелы. В голове пронеслось: «Рафаил рябого или рябой?..» Митька, держа оружие на изготовку, осторожно выглянул из-за угла сарая. Но там, кроме распластавшегося косоглазого, никого не было. Воровато оглядываясь, анархист подошел к мертвецу и вывернул его карманы. С золотыми монетами он прихватил заодно карманные часы и снял с пальца убитого обручальное кольцо.

Милицейские свистки звучали все ближе и ближе. Сабадырев бросился было к калитке палисадника, но увидел шагах в тридцати двух милиционеров. Кинулся назад. Перелез через забор и оказался в соседнем дворе. Не разбирая дороги, через грядки, Митька побежал к низенькому дому, стоявшему в глубине просторного двора.

— Туда они побежали! Туда! — донесся до него взволнованны женский голос. — В соседнем дворе ищите. У Рахимовых.

И едва Митька юркнул за угол, как за спиной загремели выстрелы. Он не помнил, как перемахнул несколько высоких и низких заборов, на одном из которых оставил клок штанов, и как оказался в каком-то переулке, концы которого упирались в высокие заборы. Он ошалело, как затравленный волк, кинулся было в одну сторону, но чуть потоптавшись на месте, бросился в противоположную сторону лихорадочно соображая, как выскочить теперь к остановке, где его ждал извозчик. Ведь милиционеры меньше всего думают, что он вернется, описав почти круг, как лисица, назад, на то место, откуда началось преследование.