Вдруг где-то далеко слева, в конце Козьей слободы, вспыхнула стрельба. Сабадырев не знал, что из пятерых милиционеров, которые начали преследовать их, трое пошли по следам Шайтана. Но тот оказал яростное сопротивление.
Митька верно сориентировался и вскоре оказался на центральной улице слободы. Увидел он и знакомого извозчика, но к нему в тарантас кто-то уже садился. К Митькиной радости, легковая повозка двинулась навстречу. Он мысленно перекрестился: есть все-таки бог на свете.
Сабадырев издалека заметил: в тарантасе восседал Мусин, который то и дело оглядывался назад. «Это уже совсем здорово!» — обрадовался Митька. Он подсел в повозку, и лошадь быстро понеслась к центру города. На мосту через Казанку Дыра вытащил пистолет, который он забрал у убитого косоглазого, и взвел курок.
— Свидетелей не надо оставлять, — шепнул он на ухо Митьке. Но тот отрицательно покачал головой:
— Милиция не знает, что мы ехали на этом тарантасе. И вряд им придет в голову искать какого-то извозчика, который без пассажиров стоял на остановке в Козьей слободе.
— Ох смотри, Митька, береженого бог бережет.
Сабадырев хотел было уже с ним согласиться, но спереди и сзади на дороге появились повозки и прохожие. Это окончательно склонило его к первоначальному решению.
— Можем хуже сделать себе, — зашептал Митька, положив руку на его оружие. — Убери.
Когда колеса тарантаса после слободской грунтовой дороги дробно застучали по булыжной мостовой Мочальной площади, Дыра, словно проснувшись, начал торопливо подсказывать извозчику, каким путем он должен ехать дальше. Битый час они петляли по коротким переулкам и узким улочкам. Потом Мусин, словно вспомнив конечную улицу, где они должны остановиться и сойти, распорядился:
— Слышь, бабай, рули теперь прямо на Большую Поперечно-Горшечную улицу.
Когда они отпустили извозчика, Мусин рассказал Митьке, что рябому удалось скрыться, правда, он прострелил, кажется, ему ногу.
— Сейчас мы возьмем второго извозчика и поедем ко мне на Задне-Мещанскую, — заявил Дыра, оглядываясь по сторонам. — Если даже первого извозчика надыбает рота чертова…
— Слушай, Рафаил, я прошу говорить со мной без блатной музыки. Я, как жиган, всю ее знаю и, признаюсь тебе, люблю сам поговорить с жаргонами. Но эти воровские словечки помимо воли начинают выскакивать там, где они совсем не нужны, где они просто опасны: сразу начинают садиться на хвост агенты уголовного розыска. Я уже однажды по этой причине чуть не влип, уйти браунинг помог.
Дыра поначалу смотрел на Митьку презрительно, но когда тот упомянул про браунинг, снисходительно осклабился:
— Ну ладно, корешок. Тебе видней. Другого бы послал подальше. Но ты крепко выручил меня. А с браунингом ты здорово придумал. Возьму-ка и я этот фокус-мокус на вооружение.
Остановка на Задне-Мещанской была недолгой. Мусин сбегал за кое-какими вещами в двухэтажный дом, где снимал угол. Извозчик ласково похлопал ладонью по лоснящемуся крупу гнедой.
— Ну, милая Рыжуля, трогай, — прикрикнул он, подбирая с земли упавшие вожжи.
Лошадь мотнула головой, стряхивая с губ желтоватую пену, заржала и, тряхнув красивой гривой, лениво побежала по незамощенной грязной улице. Они доехали до Евангелистовской улицы и дальше пошли пешком.
— Я тебе предлагаю чинно усесться, как петуху на насест, но не в срамном сарае, а в одном богоугодном заведении, — заговорил Мусин, когда извозчичья пролетка исчезла за ближайшим углом. — Там нас ни дьявол, ни ангел не найдут. Будем жить под одной крышей.
Сабадырев выжидающе промолчал, прикидывая, стоит ли ему селиться вместе с ним и вообще покидать Собачий переулок. Неожиданно вспомнилась Тоська, и где-то внутри неприятно засаднило, как будто задел незаживающую рану. Тут же проснулась внутренняя тяга к этой женщине, а за ней, как неусыпный и неотступный сторож, пожаловала ревность, которая сначала, словно факелом, опалила сердце, а потом внесла в сознание нервозную рассеянность.
«Фу-ты, проклятая, как страшное наваждение является ко мне, — подавленно подумал Митька. — Если от нее сейчас, по крайней мере в ближайшее время, не избавлюсь — тогда конец. О выполнении задания и речи быть не может. В таком диком расстройстве и сам черт завалится. Сцапают, как кролика. И не то что ЧК, а самый что ни на есть обыкновенный уголовный розыск».
Сабадырев еле слышал, что его новый кореш что-то сказал. Плотный панцирь переживаний накрыл его, как стеклянный колпак, через который трудно было сразу понять смысл слов.
— Ты чего, на ходу уже закемарил? — участливо поинтересовался Мусин. Но, увидев отсутствующий взгляд широко раскрытых глаз своего попутчика, расценил его молчание по-своему: — Ну чего тут так глубоко раздумывать, место-то в это смутное время надежное. Лучше не найдешь.
— А где эта божья обитель? — чисто механически спросил Митька. — Уж не в Зилантовом ли монастыре?
— Почти угадал, корешок.
— Значит, в монахи запишемся?
— Да. Будем монашествовать в номерах Цивильского Подворья. Они принадлежат духовному ведомству.
— Вот как? А разве их еще не конфисковали?
— Пока нет.