Сквозь тьму

Пекка закатила глаза. “Интересно, что сейчас делает мой сын в Инкаджаани. Что-то, что сводит с ума мою сестру, я не сомневаюсь. И, говоря о различиях между мужчинами и женщинами, я никогда не вел себя так, когда мне было семь лет ”.

“Нет?” Смешок Фернао угрожал перерасти в утробный смех. “Твои мать и отец сказали бы то же самое о тебе?”

“Я надеюсь на это!” Воскликнул Пекка. “Их волосы все еще почти совсем темные. Мои, я думаю, будут белыми как снег к тому времени, когда Уто вырастет мужчиной”.

Фернао провел рукой по своим собственным медно-рыжим волосам, которые только начинали покрываться сединой. “У меня нет детей”, - сказал он. “Если мои волосы побелеют за ночь, это может быть из-за того, что вы, куусаманцы, придумали”.

“Это может подействовать и на меня”. Прежде чем сказать что-нибудь еще, Пеккала огляделся, чтобы посмотреть, не подслушивает ли кто-нибудь. Фернао тоже. Он никого не заметил поблизости. Пекка тоже не смогла бы, но она продолжила: “Мне не нравится говорить об этом на публике. Может быть, мы продолжим разговор в моих комнатах?”

Для лагоанца это могло быть приглашением одного рода или приглашением совсем другого рода. Фернао спросил: “Что бы сказал твой муж, если бы услышал, как ты приглашаешь меня туда?”

“Он сказал бы, что доверяет мне”, - ответил Пекка. “Он также сказал бы, что у него были причины доверять мне. Я полагаю, вы не попытались бы доказать ему, что он неправ?”

“Теперь, когда ты так сказал, конечно, нет”, - сказал Фернао. “Но я удивляюсь. Обычаи разных королевств отличаются”.

“Так они и делают. Но я рассказываю тебе, как обстоят здесь дела”.

“Однажды я сказал ”Все в порядке"", - ответил Фернао, не уверенный, раздражаться ему или забавляться. “Если ты мне не веришь, забери приглашение обратно”.

“Если бы я не верил вам, мастер Фернао, я бы сделал больше, чем просто отозвал приглашение”. Голос Пекки звучал суровее, чем он думал, что она могла. “Я бы сделал все, что в моих силах, чтобы отправить тебя обратно в Сетубал. И я думаю, что смогла бы это сделать.” В ее улыбке было железо - нет, она не была женщиной того сорта, с которой Фернао привык иметь дело. Она встала. “Но теперь, если ты пойдешь со мной, мы можем подняться в мои комнаты - и поговорить о делах”.

В то время как Пиньеро ворчал по поводу оплаты номера в "Принсипалити", Семь принцев поселили Пекку в апартаментах, намного больших, чем квартира, которую Фернао называл своей в Сетубале. Он сказал: “Учитывая все это, зачем вы вообще потрудились спуститься в вестибюль?”

“Мне становится одиноко здесь, когда не на что смотреть, кроме стен”, - ответил Пекка. “Я бы предпочел увидеть открытую местность, как за моим домом в Каяни, но даже вестибюль и улица лучше, чем ... стены”.

Фернао, не задумываясь, целыми днями смотрел на стены собственной квартиры. Вестибюли общежитий и городские улицы были его естественной средой обитания, как и любого уроженца Сетубала. Что касается открытой местности, то в стране Людей Льда он увидел больше, чем когда-либо хотел. Единственное, что он мог сказать по этому поводу, это то, что он не совсем умер там.

Он вообще ничего не хотел говорить о стране людей льда. Вместо этого он заговорил о бизнесе: “Если последствия ваших экспериментов таковы, какими они кажутся, как говорит Ильмаринен ...”

“Даже если это так, я не думаю, что мы сможем их использовать”, - сказала Пекка, и теперь ее голос звучал еще более сердито, чем тогда, когда она предупреждала, что она сделает, если не будет ему доверять. “Я не думаю, что память можно сохранить; я совсем не убежден, что физическое существование можно сохранить. Количество высвобождаемой энергии заставляет меня сомневаться в этом”.

“Как мы могли бы провести эксперимент, чтобы проверить это?” Спросил Фернао.

“Разве у нас нет более очевидных неотложных дел?” Пекка повернулся.

“Более очевидно? Конечно”, - сказал Фернао. “Более срочно? Я не знаю. А ты?” Немного подумав, Пекка покачала головой. Она была честна.Может быть, именно поэтому она настаивала на честности с его стороны.

Альгарвейские солдаты охраняли дворец короля Гайнибу в эти дни, как они делали это более двух лет. Вид рыжеволосых в килтах все еще раздражал Краста. Повернувшись к полковнику Лурканио в карете, которую они делили, она сказала: “Вам следовало оставить королю почетную охрану из его собственного народа”.

“Я?” - Ее альгарвейский возлюбленный развел руками. У него были прекрасные руки - руки анартиста или хирурга, с длинными, тонкими пальцами - и он ими гордился. “Милая моя, это было не мое решение, которое привело их туда; это было решение великого герцога Ивоне или, возможно, короля Мезенцио. Вы можете обратиться со своей жалобой к любому из них, и я желаю вам радости от этого ”.

“Ты смеешься надо мной!” Пронзительно сказала Краста.