“Проиграть труднее, чем выиграть. Я был бы последним, кто стал бы это отрицать”, - сказал Лурканио. “Но ты можешь уступить, или ты можешь терпеть”.
Краста снова подумала о своем брате. Он делал больше, чем терпел: он все еще сопротивлялся альгарвейцам. И она... она сдалась. Каждый раз, когда она пускала Лурканио в свою постель - на самом деле, каждый раз, когда она позволяла ему вести себя на прием, подобный этому, - она снова уступала. Но, уступив однажды, она не знала, что еще она могла сделать сейчас. Если она ошибалась в отношении Алгарве, когда уступила в первую очередь, как она могла загладить свою вину сейчас? Признаться самой себе, что она продавала себя и жила во лжи последние два года? Она не могла и не хотела представить себе такого отступления.
“Если я захочу напиться, я напьюсь ”, - сказала она Лурканио. Это измеряло непокорность, которая была в ней: так много, но не более.
Альгарвейский офицер изучал ее, затем пожал плечами одним из выразительных жестов своего королевства. “Будь по-твоему”, - сказал он. “Если ты не видишь, что ведешь себя как дурак и ребенок, я не могу тебе показать”. Краста вернулась к бару и потребовала новый бокал бренди с добавлением специй. Она одержала свою крошечную победу, и это было больше, чем Валмиера могла сказать против Алгарве.
Пекка и Фернао вместе поехали на такси к дому Сиунтио. Один из костылей Фернао упал и ударил ее по колену. Она вернула его ему. “Вот ты где”, - сказала она - ее разговорный классический каунианский становился лучше с каждым днем, потому что ей приходилось так часто использовать его с магом из Лагоаса.
“Мои извинения”, - сказал он: он также использовал язык более свободно, чем когда впервые пришел в Илихарму. “Я - помеха, я один в толпе”.
“Ты мужчина, который был тяжело ранен”, - терпеливо сказала она. “Ты должен поблагодарить высшие силы за то, что ты восстановил большую часть своего здоровья”.
“Я знаю”, - сказал он, а затем поправил себя: “Теперь я знаю. В то время и некоторое время после я был бы благодарен им больше, если бы они позволили мне умереть ”.
“Я могу это понять”, - сказал Пекка. “Твои раны были очень болезненными”.
В ухмылке Фернао было что-то скелетообразное. “Можно и так сказать”, - пояснил он. “Говоря так, вы бы обнаружили, что слов не всегда достаточно, чтобы описать мир вокруг нас”.
На классическом каунианском это звучало благородно и философски.Пекка задавался вопросом, сколько муки скрывается за этим. Многое, конечно: Фемао не производил на нее впечатления человека, который стал бы преувеличивать страдания ради сочувствия.Во всяком случае, большую часть времени он использовал сухое остроумие, чтобы сдерживать сочувствие.
“Это верно не только для вещей, относящихся к телу”, - заметил Пекка. “Именно поэтому у нас есть математика магического мастерства”.
“О, без сомнения”, - сказал Фернао. “Хотя ты прав - я не думал в математических терминах”.
Они могли бы продолжить философскую дискуссию, но тут такси остановилось. Водитель сказал: “Мы на месте, ребята. С вас три серебряных”.
Услышав простого, заурядного Куусамана, Пекка вздрогнула. Она расплатилась с водителем, взяла квитанцию, чтобы ей возместили ущерб, и помогла Фернао выйти из такси. Он уставился на коттедж, в котором жил Сиунтио, на плющ, который был почти голым из-за осеннего холода, на желтеющую траву перед домом. “Величайший маг-теоретик современности заслуживает лучшего”, - сказал он.
“Я подумал то же самое, когда впервые пришел сюда”, - ответил Пекка. “Я подумал, что он заслуживает дворца более величественного, чем дворец принца Илихармы. Но это место ему подходит, не в последнюю очередь потому, что там достаточно места для всех его книг. Пока они находятся там, где он может добраться до них, когда они ему нужны, или хочет, чтобы они были особенными, его мало что волнует во всем остальном ”. Пекка понимала это чувство; она сама испытывала его в значительной степени.
Фернао сказал: “Хотел бы я быть таким. Но я слишком большая часть мира, чтобы не желать, чтобы у меня было больше того, что он может дать, вместе с большим количеством книг и больше времени для их чтения. ” Он снова улыбнулся своей сухой улыбкой. “Чего я хочу, так это больше всего на свете, я полагаю”.
Прежде чем Пекка смогла ответить, открылась входная дверь. Сиунтио помахал Фернао и ей. “Входите, входите. Добро пожаловать, добро пожаловать. Очень рад, что вы смогли заглянуть сегодня утром, ” сказал он, еще раз заставив классический каунианский звучать больше как живой язык, чем тот, которым пользуются ученые. “Вам лучше поторопиться.Ильмаринен прибыл сюда полчаса назад, и я не могу обещать, как долго продержится бренди”.
Говоря это, он улыбался, но Пекка подумал, не шутит ли он.Ильмаринену, без сомнения, нравился его напиток. Как и Фернао, он не отступал от жизни. Наоборот - он схватил ее обеими руками. Пекка предположила, что должна считать себя счастливицей, что он не попытался схватить ее обеими руками.