Скырба святого с красной веревкой. Пузырь Мира и не'Мира

Ему показалось, что все вокруг почернело и посерело, но потом он заметил, что небо снаружи еще больше потемнело, и ветер быстро гнал облачные острова, от чего над Лысой Долиной рождались и умирали бури. Святой положил на ладонь маленький труп и отправился к запертым комнатам. Нашел одну свободную и, войдя, с изумлением обнаружил внутри не что иное, как глиняную вазу с букетом свежих цветов, подобных которым он никогда раньше не видел. Комната оказалась меньше, чем он предполагал, и, раскинув руки, можно было коснуться стен кончиками пальцев. Из этой каменной монотонности выбивалось лишь слепое окно, в котором стояла ваза, и зияющее в стене отверстие размером с ладонь, через него святой видел лишь часть сердитого облака, постоянно менявшую свой внешний вид. Но вскоре Тау почувствовал, как им овладевает аромат, источаемый цветами в вазе перед лицом. Над розово-фиолетовыми, мягкими лепестками, притаившимися посреди жестких листьев и шипов, поднимался почти зримый густой дух, смесь разных запахов, и что-то в этом румяном букете заставляло думать о складках плоти в промежности Катерины, набухающих и лиловеющих от наслаждения. Он почувствовал тупую боль в чреслах и, опустив взгляд, осознал, что затвердел как никогда – мужское естество чуть не вырвалось из ширинки, чтобы предстать во всем нежданном великолепии. Одной рукой крепко сжимая ласточку, другой Тау высвободил его из штанов и удивился, когда увидел пенис лиловым, набухшим, с венами, болезненно пульсирующими от удовольствия. Он поспешно посмотрел вниз, поискал пятна, попытался хоть что-нибудь понять, но каменный пол был чистым, и происходящее казалось бессмысленным. Его охватило сильнейшее желание излить семя, и, вперив взгляд в распутное растение, чей запах сбивал с толку и пробуждал глубинные желания, Тау начал поглаживать член, но когда был почти готов кончить, пробудился чудной инстинкт, который вынудил его поднести птицу к головке пениса и излиться целиком в ее живот. Тау тотчас же испытал стыд и, все еще ошеломленный, вытер слюну, собравшуюся в уголках рта, вышел в коридор и столкнулся лицом к лицу с учеником, который держал в руках воробья, в чьей ране святой увидел вязкую каплю семени. Ученик улыбнулся.

Святой вернулся в рабочую комнату и поместил мертвую птицу на полку. Когда ритуал был окончен, Тау приостановился и задумался о том, какими естественными были движения всех учеников в коридорах, словно происходило нечто само собой разумеющееся, словно единая воля текла сквозь них рекой движений и жестов, выверенных кем-то гораздо более древним и очень далеким. С самого начала своего пребывания у Искателей Ключа святой почувствовал, что совершаемые им действия лишь отчасти связаны с его собственными желаниями, а в остальном отвечают некоему высшему, всеобщему волеизъявлению, струящемуся по пульсирующим венам всех учеников в обители, как прозрачных, так и плотных на вид.

Возвращаясь в свою келью, Тау повстречал ученика, который направился к оставленной им птице, забрал ее и ушел.

Чуть позже святого разбудили посреди ночи, взяли за руку и увели куда-то в подземелья храма, где при свете вонючих свечей старцы шептали слова, понятные им одним, над зашитыми брюшками птиц, в которых, как было известно святому, семя учеников прорастало новой жизнью. К утру мертвые птицы, встрепенувшись, вскакивали с поспешностью, свойственной крылатым, и, для пробы взмахнув несколько раз крыльями, улетали через дыры в стенах, и их голоса терялись среди галерей, которые, как выяснилось, вели птиц, умерших и воскресших, к черным небесам над Лысой Долиной.

Следующей ночью его разбудила ласточка, которая села на грудь и принесла орешек, найденный, видимо, далеко от бесплодной долины, возле людских поселений. Святой его съел и улыбнулся, заметив, что новые перья выросли в аккурат вдоль линии шва на животике птицы.

Но это была не последняя тайна, которую святой познал в храме Искателей Ключа из Лысой Долины. Он находился на перекрестке тайн и помнил, что ему об этом рассказали – но лишь теперь, после визита старца, начал по-настоящему понимать, что значили его слова.

Старец теперь выглядел бледнее, и при более ярком свете Тау разглядел, что у него отсутствуют большие куски плоти на затылке, мизинцы на обеих руках исчезли, а безымянные пальцы постепенно становятся прозрачными. Не было похоже, что эти части тела отрезали или отрубили, нет, они были на своем месте – и, вместе с тем, не были. Старик понемногу исчезал.

– До тебя еще никто не жил на перекрестке тайн, святой. Ученик взрослеет, постигает науку и несет дальше, как может, доверенную ему тайну. Ученики из Альбарены отправились на поиски Ключа по всей Ступне, читая по ногтям и овладев тайной бессмертия. Ученики Мошу-Таче зашивают и латают ткань мира, ткут ему крепкие одежды из слов. Но ты родился с мотком веревки в животе и, понимая все это, мог бы стать чем-то бо´льшим, чем все мы, вместе взятые.