Слабое звено (СИ)

Позаимствовав у Вильмы стопку журналов, она плюхнулась на полку, открыла обшарпанные страницы и принялась убивать время. Время оказалось живучим существом, и через два мучительно умерщвленных часа она отложила журнал в сторону, выключила свет, прикрыла уставшие глаза и столкнулась с проблемой, которая мучила ее крайне редко — сон не спешил приходить. Она уснула, полтора часа проворочавшись, и проснулась, не понимая, какой сейчас год. Находиться в четырех стенах, лишенных какого либо ритма жизни, было все равно, что выпасть из самого течения времени. Когда не видишь, как коллеги встают вместе с тобой, зазывают на завтрак, торопятся на смену, или возвращаются отдохнуть, весьма сложно даже вообразить, что где-то на корабле часы все еще отсчитывают секунды.

Промаявшись полдня от безделья она лишилась стимула к какой-либо деятельности. Анализируя свой новый распорядок дня за завтраком, она поняла, что начала превращаться в то существо, которое современное общество в открытую презирало, — в потребителя, поглощающего продукты и не дающего взамен ничего равноценного. Эта позорная мысль сводила с ума сильнее смертельной скуки, и Ирма начала практически мечтать, чтобы на корабле что-нибудь сломалось, а она могла это починить. Последующие три часа она занимала себя подготовками к концу света, на скорость надевая и снимая скафандр. Казалось, что ее страх перед скафандрами прошел еще сто лет назад, но ее по-прежнему радовала мысль, что она способна залезть в скафандр, не превратившись при этом в испуганное до смерти животное. В конечном итоге, даже это ей надоело.

От одиночества и безделья порой в голову лезут странные мысли. К примеру, в один прекрасный момент Ирма осознала, что она теперь хозяйка на всем мультисоставе и вправе диктовать свои законы. Ей отчаянно захотелось ощутить вкус вседозволенности, свободы от правил и устава, независимости от мнения сослуживцев. Ей хотелось на секунду представить, что вся вселенная принадлежит ей. Разумеется, в разумных пределах. Она сразу зареклась не пытаться вырывать провода из Марвина или выходить в космос без скафандра, но какие-нибудь безобидные шалости она была просто обязана устроить. Но что легкомысленного она может сделать, когда у нее нет распорядка дня, который можно нарушить, нет работы, на которую можно не явиться, нет коллег, которым можно нахамить, и нет правил, нарушив которые нельзя попасть в серьезные неприятности? Зеркало подсказало ей ответ, и она тут же скинула с себя форму вместе с обещаниями Ленару, что будет постоянно носить при себе анестетик.

Разгуливать по кораблю в неглиже оказалось далеко не самой умной идеей, но Ирма упорно отгоняла от себя мысли, что холод уже пронзил ее до самых костей, и упивалась полученной свободой, как могла. Чтобы не окоченеть окончательно, она периодически захаживала в машинное отделение, где всегда было тепло, слушала гул термоядерных реакторов, грела окоченевшие пальцы и шлепала босыми ногами обратно на первую палубу.

Напомнив самой себе, что в ее распоряжении все же ВЕСЬ мультисостав, она вооружилась фонариком и отправилась на прогулку по мертвым коридорам до буксира Ноль-Семь. Дрожа от холода, она добралась до самого-современного-буксира, заглянула в местное машинное отделение, вновь погрелась рядом с термоядерными реакторами и отправилась обратно. Собственное поведение казалось ей глупым, и это ее веселило.

На обратном пути она резко остановилась, почувствовав замерзающей ногой какую-то лужицу на палубе между решетками, и ей эта лужица не понравилась. Луч фонарика выловил из кромешной тьмы жидкость грязно-зеленого цвета, не похожую ни на какие известные технические жидкости, и все же сердце Ирмы дрогнуло от радости. Неужели что-то начало протекать, и в ее силах совершить что-то полезное?

Как бы не так.