Сладкий лжец

– Ты всегда голоден, – сухо ответил Люсьен, заработав щелчок неоново-зеленых наманикюренных пальцев Сэла.

– Где же Антон? – пробормотала Амалия, оглядывая террасу так, будто он мог выскочить из кустов. Но он вышел через кухонные двери, помогая Тине с напитками и неся две бутылки вина.

Я откинулась на спинку стула и наблюдала за тем, как Озмонды взаимодействуют друг с другом, устраивая все как нужно, – выражения умиротворения и ожидания менялись на их привлекательных лицах. И в центре – суровый и бдительный Люсьен, направляющий их.

Грусть боролась с искренней привязанностью. К ним всем. Эти люди любили жизнь, хорошую еду и приятную беседу. И они делились этим с теми, кто нуждался в подобном уюте.

После того как Сэл налил ей шардоне, Амалия подняла свой бокал и с блеском в нефритовых глазах посмотрела на каждого из нас. Люсьен, возможно, и был капитаном этого семейного корабля, но она была королевой.

– On trinque?[81]

Ее внуки немедленно ответили как один:

– À votre santé[82].

Мы с Сэлом повторили слова и последовали ритуалу чоканья бокалами вместе со всеми. Когда Люсьен повернулся, чтобы прикоснуться к моему бокалу, он выдержал мой взгляд и пробормотал: «À ta santé»[83].

Мои веки опустились, эмоции наполняли меня слишком сильно и быстро. И он знал это. Его губы коснулись моего виска, затем он выдохнул мое имя.

– Эм.

Я любила этого мужчину. И это убивало меня.

Когда мы оторвались друг от друга, я увидела, что Амалия улыбается, довольная как никогда. Я сморгнула слезы и взяла тарелку с помидорами, которую Тина протянула мне.

– Итак, – начала Амалия. – Теперь, когда все мои малыши здесь, у меня есть объявление.

Среди присутствующих послышался приглушенный рокот, и все, кроме меня, казалось, подобрались.

– Я решила, что скучаю по Франции. Поэтому, – она изящно взмахнула рукой, – я возвращаюсь в Париж.

– Ты ездишь в Париж каждую весну, – произнес Люсьен с невозмутимым выражением лица.

– А-ну, тихо, – фыркнула она, будто обиделась, но мы все знали, что это не так. – Я собираюсь жить в Париже постоянно. Мое время здесь подошло к концу. Пора создавать новые воспоминания.

Этой женщине было семьдесят пять лет, и все же она брала жизнь в свои руки и направляла ее туда, куда ей хотелось. Я мечтала об этом: обладать бесстрашием Амалии, ее жаждой жизни.

– Ты собираешься продать Роузмонт? – Люсьен не смог полностью скрыть страх в своем голосе. Я его не винила. Это было его убежище и его детство в одном флаконе.

– Конечно, нет, – встряла Тина, бросив на него слегка раздраженный взгляд. – Она собирается отдать его тебе.

– Мне?

Антон фыркнул:

– Ты как будто удивлен.

Глаза Люсьена сузились и застыли.

– Потому что так и есть. У меня не больше прав на это место, чем у любого из вас.

– Ой, да брось. Ты ее любимчик.

– Если думаешь, что ты – нет, это только потому, что ты засранец…

Амалия хлопнула в ладоши.

– Замолчите. Все вы. – Она пристально посмотрела на каждого из них по очереди. – Конечно, я ничего не продаю, Люсьен. Как нелепо. И вы двое. Как смеете предполагать, что я проявлю подобный фаворитизм?

Тина поморщилась.

– Прошу прощения, Мами́. Просто Люсьен жил здесь с тобой в детстве, и он все чинил.

Антон хмыкнул. Амалия медленно отпила вина, прежде чем продолжить:

– Я, конечно, буду время от времени навещать Роузмонт, но оставляю собственность вам четверым на правах равноправного партнерства.

– Четверым? – Антон растерянно заморгал.

Амалия приподняла бровь.

– Тебе, Люсьену, Тине и Сальвадору.

Сэл издал сдавленный звук, его медная кожа стала темно-бронзовой.

– Амалия… ты… я…

– Ты мне как внук, дорогой, – сказала она со сталью в голосе и добротой в глазах. – И я не приму «нет» в качестве ответа.

Амалия ясно дала понять, что затеет ссору с любым из настоящих внуков, если тот посмеет возразить хоть что-то.

Сэл откинулся назад со сдавленным вздохом, бледный и вспотевший. Люсьен одарил его широкой, веселой улыбкой.

– Посмотри правде в глаза, Салли. Теперь ты официально один из нас.

– Вот же ж…

Тина потянулась, чтобы похлопать его по рукам.

– Мами́ права. Мы любим тебя, Сэл.

Антон просто пожал плечами:

– Ты такая же часть Роузмонта, как и Мами́. – Он повернулся к своей бабушке. – Дело в том, Мами́, что я не могу постоянно быть здесь, чтобы заботиться об этом месте. С таким же успехом ты могла бы…

Она остановила его взглядом.

– Хватит. Я не ожидаю, что кто-то из вас станет жить здесь круглый год, хотя, если это ваш выбор, вы, конечно, можете. В любом случае существует траст, который позаботится о техническом обслуживании и налогах.

Люсьен и Антон обменялись взглядами. Я достаточно хорошо знала Люсьена, чтобы понимать, что ни один из них не стал бы тратить эти средства на содержание Роузмонта. Они оба зарабатывали достаточно, чтобы самим позаботиться об этом месте. Что касается Тины, я понятия не имела, что она будет делать. Но она тут же просияла.

– Я бы хотела здесь жить. – Она повернулась к Люсьену и Сэлу. – Если вы двое не против.

В уголках глаз Люсьена появились морщинки.

– Милая, ты слышала Мами́ – это такое же твое место, как и мое.