Сладких снов

– Мне некуда. Во всех моих историях давно уже расставлены все знаки препинания и даны ответы почти на все вопросы, поэтому я просто пойду с тобой. Здесь оставаться я больше не могу. Я верила, что здесь я во имя благой цели, но теперь мне здесь делать больше нечего. Пускай за три года хранилище по праву стало моим домом, и я буду скучать по нему, но отныне нет для меня страшнее тюрьмы, чем это место. Ты же наверняка чувствовал тоже самое, когда ушел из своего хранилища?

– Пора собираться, – единственное, что смог я сказать и отправился в хранилище, давая Юле побыть одной.

Разумеется, я понимал ее, я тоже ощущал, как земля уходит из под ног от осознания того, что сумел полюбить тюрьму, а на самом деле тебе даже не требовалось в ней находится.

К обеду, собрав вещи и сытно пообедав, мы тронулись в путь. Я был одет в свою традиционную походную униформу, Юле же не приходилось выбирать, она надела вещи из хранилища, которые сидели на ней неудобным мешком, те, кто комплектовал убежища, видимо не рассчитывали, что сторожем хранилища окажется женщина с габаритами подростка.

Второго рюкзака у нас не было, поэтому все Юлины вещи я засунул в свой рюкзак, благо их было не много. Конечно, еще пришлось брать больше провианта, и рюкзак от этого заметно потяжелел, но, благодаря его удачной конструкции, никакого дискомфорта не предоставлял. Я представил, что бы было с моей спиной от такого веса, если бы я шел с тем рюкзаком, что еще давным-давно сделал из свитера. Да и вообще сейчас я удивляюсь, как я вообще не погиб где-то в городе с таким-то снаряжением.

Уходя, Юля несколько замешкалась, смотря на свое хранилище в последний раз. Мне это чувство того, что оставляешь что-то родное было хорошо знакомым. Точно так же я покидал свое хранилище с неприятной пустотой в груди. Наконец, собравшись мыслями, она, кажется, что-то очень тихо сказала на прощанье и, развернувшись, решительно отправилась в путь, больше не оборачиваясь. Ей ответило только постельное белье, которое так и осталось трепетать на ветру, пока не истлеет.

Маршрут мы решили проложить несколько иначе, чем я шел сюда. Юля сказала, что когда ее везли сюда, то какое-то время они провели в деревеньке в нескольких километрах отсюда. Она даже сумела примерно запомнить направление. В этой деревне мы и заночуем, судя по ее словам, переход будет коротким, но на то, что Юля способна на длинный переход, я и не рассчитываю. За второй день я планирую дойти до железнодорожного моста и перейти там реку, после чего добраться по полотну до вокзала и заночевать там. После чего нам необходимо будет пройти через город к моему дому, пойдем медленно, ибо летом в городе может быть совсем не так спокойно, как зимой. И если выйти рано утром, то к обеду мы уже будем около моего дома.

Возможно, более логичным было бы пойти по тому же маршруту, которым я пришел сюда. Там я знал и место ночевки, и точный маршрут, но с другой стороны, куда мне теперь спешить? После того, как я достигну города, мне будет абсолютно нечего делать. Куда идти? Что делать? Как дальше жить? На все эти вопросы у меня был один ответ: «Не знаю». Поэтому лишний крюк пойдет вовсе не во вред, а, наоборот, на благо. Думаю, что теперь я стану этаким бродягой и буду скитаться по миру, куда глаза глядят, как Кристофер МакКэндлесс. А может быть та деревенька, в которой мы сегодня заночуем, окажется достаточно пригодной для жилья, и, после того как я схожу домой, вернусь и осяду здесь. А может, и Юля там осядет, будем соседями.

Хм, я вот только что подумал, что почему-то даже не пытаюсь воспринимать Юлю как женщину. Даже думая о будущем, будучи свободным в своем воображении, я представляю ее только если соседкой. Хотя Юля отнюдь не страшна, даже наоборот весьма хороша собой. Почему же так? Может за три года похоть во мне окончательно атрофировалась. Или может меня подсознательно смутила фотография ее мужа и троих детей.

Но я больше склоняюсь к тому, что после предательства Лины, меня теперь не так-то просто пробить. Когда Лина уснула, видимо, вместе с ней во мне уснула способность симпатизировать. Теперь я одет в толстую броню из страхов и упреков, она настолько плотна, что я до сих пор даже не осознавал, что она на мне. Однако снимать ее я не намерен, так наверно даже проще жить, когда тебя ничего не способно выбить из колеи.

Все это время я шел и смотрел на Юлю. Когда она поймала мой взгляд, она вытерла лицо рукой и вопросительно посмотрела на меня. Видимо она решила, что я смотрел на нее так из-за того, что ее лицо было в чем-то испачкано. Я улыбнулся и кивнул, она довольно улыбнулась в ответ и вернулась к созерцанию дороги. Я подумал, дело может быть и не во мне, а в Юле. Сложно относиться к ней как к женщине, если она сама к себе так не относится.