Сладких снов

И сейчас мне за это стыдно, что я не поддержал ее словами о том, как мне жаль, что так случилось или чем-нибудь подобным. Но разве главное это слова? Люди всегда так делают, никто никогда не скажет тебе: «Это твоя беда, меня это слабо волнует». Они сделают печальное лицо и скажут что-то дежурное. Однако потом они просто уйдут и все. Вся их поддержка заключается в печальном лице и «Ах, какая беда»?

Нет, истина не там. Она в действии. Но мы всегда ограничиваемся словами. Я помню один случай, который наиболее полно характеризует нашу лицемерную природу. Мне было, кажется, лет восемнадцать, я шел домой из института и увидел, что около моего подъезда собралась толпа людей. Я подошел ближе узнать, что же там произошло.

Когда я протиснулся в толпу, она уже в три ряда окружала кольцом место событий. Внутри этого кольца на асфальте в луже крови лежал мальчик лет пяти на вид, он жалобно хрипел, кроме многочисленных ран и ссадин четко было видно, что у него переломаны обе ноги. Рядом с мальчиком суетилась женщина, видимо его мама. Она горько плакала и все время причитала. Так же внутри круга с крайне растерянным лицом стоял какой-то парень, если он и был старше меня, то максимум на пару лет, весь обвешанный перстнями-цепочками, одетый по последней моде, пол его лица закрыто очками, он был больше похож на новогоднюю елку, чем на человека, при этом он пытался дрожащими руками набрать чей-то номер на модном телефоне. Очевидно, что это был виновник аварии. Такие ребята всегда считают себя выше правил, однако сегодня он понял, что правила существуют не просто так.

Толпа стояла и смотрела, ни одной эмоции, ни одной слезиночки, статуи-зеваки. Тут мальчик сильно закашлялся, и у него на губах выступила кровавая пена, женщина попыталась найти в сумке платок, но руки не очень-то ее слушались и тут она подняла взор на окружавших ее людей и закричала: «Кто-нибудь дайте платок!» И знаете что произошло? Толпа отодвинулась, все как один сделали шаг назад. Нет, нет, вы что, какой платок, мы просто пришли посмотреть, что у вас тут происходит. И только какой-то пожилой мужчина с тросточкой, протиснувшись через толпу, подошел к безутешной матери и не только дал ей платок, но и тяжело кряхтя, опустился перед ребенком на колени и помог матери протереть его лицо.

Вот такие мы люди. Поборники человечности. Во имя ее мы готовы с плакатами бороться за права гомосексуалистов и бородатых женщин, но когда от нас требуется содействие, когда от нас требуется что-то большее, нежели просто сделать грустное лицо и сказать что-то, мы бежим. И я спрашиваю вас, что важнее сочувствие или способность помочь?

Допустим, вы упали, просто споткнулись, но явно повредили ногу. Кто для вас будет ценнее, тот кто подойдет, сделает грустное лицо, похлопает по плечу и, сказав «Как же наверно больно», пойдет дальше или тот кто кинется осматривать ногу, а потом дождется с вами скорой, при этом сказав «На самом деле мне плевать на тебя, но я помогу тебе»?

Выбирайте сами, что для вас нужнее, что касается меня, то я, тогда стоя с грустным лицом, вместе с толпой сделал шаг назад. И мне должно быть стыдно именно за это, за то, что тогда я ничего не сделал. Сейчас я перегнул палку с Юлей, но все-таки это просто слова. Я могу дать ей нечто большее, я поддержу ее пока могу и не брошу где-нибудь одну, и я считаю, что для нее это будет гораздо ценнее, нежели если бы я сейчас выслушал ее историю, вскрикивая от каждой реплики, а потом бы просто бросил посреди города совершенно одну.

– Юль. Знаешь, я наверно перегнул палку, делая выводы? – я не знал, как стоит сказать Юле все, что я сейчас думаю, но молчать больше не было сил.

– Не особо, но несколько неприятно, – сказала она, все еще пребывая где-то далеко.

– Так вот, я понимаю, что тебе сейчас не сладко, и я хочу, чтобы ты знала, что я буду рядом столько, сколько потребуется.

– Я ценю это, – Юля неожиданно остановилась как вкопанная и повернулась ко мне. – Но почему?

– Потому что тебе требуется помощь. Лучшее, что я могу сделать в данной ситуации – это быть рядом, не давая тебе остаться с этим один на один.

– Господи, да что твориться в твоей голове? – ее глаза неожиданно заполнились слезами.

– Юля, я не хотел…

И тут она бросилась ко мне на шею, крепко обняла и разрыдалась. Я с минуту стоял, мягко говоря, ошарашенный, мои руки замерли в воздухе, и только через какое-то время я обнял ее в ответ, прижимая ее, сотрясаемую рыданиями, ближе к себе.

Мы стояли так наверно полчаса. У меня уже затекла шея, а куртка, которая в идеале выдерживает хороший дождь, промокла в районе плеча насквозь. Юля постепенно успокаивалась и вскоре, когда она уже не плакала, а просто периодически всхлипывала, она отстранилась от меня. Ладонью она попыталась смахнуть свои слезы с моего плеча, но когда она поняла, что куртка уже промокла насквозь, оставила эти попытки.