Сладкое желание

Отстранившись на несколько секунд, он стал рассматривать ее горящими глазами, которые, казалось, вызывали ожог везде, куда бы они ни смотрели.

— Колин… — в бессилии прошептала она.

Он впился взглядом в ее лицо:

— Вы красивая, Эла.

Тяжело сглотнув, он добавил:

— И вы — моя.

Он лег на нее и стал тереться об нее своим крепким телом. Она застонала, когда он начал целовать ее везде — груди, живот, бедра, затем ниже. Там. Она схватила его за кудри, с криком выгибая свое тело на кровати и вспоминая о тех зазорных вещах, которые он очень даже умело делал у нее там.

Его язык ласкал тело женщины, заставляя ее извиваться на кровати. Руки Грасиэлы вцепились в покрывало так, как будто от крепости этой хватки сейчас зависела ее жизнь.

Затем он стал действовать уже не губами, а пальцами: он погладил ими у нее между ног и, найдя маленький бутончик удовольствия, начал потирать его быстрыми круговыми движениями, надавливая и сжимая его, пока откуда-то изнутри нее не вырвались какие-то нечеткие звуки. Он добавил к пальцам свои губы и стал сосать этот бутончик, втягивая его между губами и легонько касаясь его зубами, пока она, доведенная уже почти до исступления, не начала подрагивать всем телом и не вскрикнула от нахлынувших на нее ощущений.

Он снова лег на нее, слегка придавив ее удивительно приятным весом своего тела.

Глядя ей прямо в глаза, он расположился между бедер Грасиэлы, раздвинув их пошире. Выражение его лица при этом было очень нежным.

Она приподняла таз, когда он начал входить в нее, и, закрыв глаза, запрокинула голову. Она чувствовала, как он постепенно входит в нее, растягивая и наполняя своей плотью ее трепещущий женский орган. У нее возникло ощущение, что не осталось ни одной части ее тела, которая не хотела бы его и которой он бы сейчас не овладевал. Он положил свои ладони на ее ладони, прижимая их к постели за ее головой.

Он сделал движение глубоко внутрь нее и замер на несколько мгновений, глядя на ее лицо. Она стала двигать туда-сюда тазом, экспериментируя и постанывая от ощущения его члена у себя там, внутри.

Он тяжело задышал, начав совершать тазом энергичные возвратно-поступательные движения.

От возникших у нее при этом ощущений Грасиэла охнула и прижала верхнюю часть тела покрепче к нему. Он наращивал темп, снова и снова входя в нее все быстрее и все сильнее. Она подыгрывала его движениям, вскрикивая при каждом его движении вглубь нее и цепляясь пальцами за его ладони. Его пальцы сжали ее пальцы и стали крепко удерживать их по мере того, как их тела двигались взад-вперед.

Напряжение в ней все время нарастало, пока не наступила взрывообразная развязка. Из ее горла вырвался пронзительный крик, и она выгнула свое тело под Колином. Широко раскрыв глаза, она увидела, что все цветá залитой солнечным светом комнаты стали более яркими и четкими.

Колин выпустил ее руки.

Она вытянула их вдоль тела, чувствуя какую-то вялость. Он схватил ее ногу выше колена, приподнял ее и завел за свое бедро, а затем стал держать ее ногу поднятой по мере того, как еще некоторое время снова и снова входил в нее, пока сам не застонал, с дрожью в теле вводя в нее свое семя.

— Эла… — прошептал он возле ее уха, улегшись рядом с ней на бок.

Повернувшись друг к другу лицом, они лежали неподвижно и лишь тяжело дышали.

Прошло несколько секунд. Затем минут. Она знала, что ей следует встать и одеться. К ним в комнату сейчас мог зайти кто угодно. Клара. Кто-нибудь из прислуги. Однако ей никак не хотелось расставаться с объятиями Колина.

— Ну и каково это? — спросил Колин некоторое время спустя.

— Каково что?

Она приподняла голову и впилась взглядом в его бледно-голубые глаза, любуясь их красотой.

Он протянул руку и погладил Грасиэлу по животу:

— Вот это. Каково быть беременной? Каково быть матерью?

Она вздохнула и слегка улыбнулась.

— Ваша улыбка все объясняет. Я ее уже видел. Вы улыбаетесь так, когда видите Клару.

— Быть матерью — это самое умопомрачительное из всего, что только может быть в жизни.

Она задумалась над своими словами на несколько секунд, решая, правда ли это. В ее жизни и в ее браке случались моменты, когда она чувствовала растерянность, когда она не знала, как ей поступить. В такие тяжкие моменты она, пожалуй, даже поддавалась панике. Но вот материнство… Когда впервые берешь на руки это крохотное существо… Когда затем наблюдаешь, как этот маленький человечек растет и постепенно отучается от того, чтобы мамочка все время держала его на руках… Да. Это даже умопомрачительнее тех страданий, которые она перенесла в браке с Отенберри.

Он поморщился, все еще гладя ее живот:

— Но это… еще и воодушевляет.

Грасиэла усмехнулась.

— О-о да, еще как!.. — добавила она шепотом, запуская пальцы в его шевелюру и наслаждаясь ее густотой.

Его волосы были гладкими как шелк. Они напомнили ей о меховой накидке, которую иногда — буквально несколько раз в год — надевала ее мать. При мысли о матери ее сердце слегка сжалось: даже по прошествии всех этих лет она все еще скучала по ней.