Сладость или гадость

– Чьи? Тилли и Клонов? Умоляю, – понимающая улыбка тронула уголок ее рта.

Вот поэтому я любила свою маму. Она всегда прикрывала мою спину, несмотря ни на что.

– Они не захотят, чтобы я была там.

– И именно поэтому ты должна пойти. Никто, я имею в виду никто, не имеет права указывать тебе, как жить, Калли.

– Спасибо, мам. Ты самая лучшая.

– Так что ты собираешься надеть?

– Джинсы и толстовку с капюшоном, наверное, – не было похоже, что я собираюсь произвести на кого-то впечатление.

Мои глаза закрылись, когда его лицо всплыло в моей голове. Тебе больше нет дела до Зака Мессия, помнишь?

– Калли? – мои глаза открылись под обеспокоенным взглядом мамы. – В чем дело, детка?

– Ни в чем, – я продолжала распаковывать продукты.

– Значит, ты не слышала, что некий Мессия был в городе на выходных?

– Ты знаешь? – мои брови поползли вверх.

– Я столкнулась с Джулией в магазине. Они с Заком приехали в гости к ее двоюродной сестре. Она только что родила ребенка.

– Это прекрасно.

– Что ты чувствуешь... по поводу того, чтобы увидеть его снова? – мама притворилась занятой, но я чувствовала, что она наблюдала за мной.

– Мне вообще все равно.

– Калли, перестань. Это Зак, – мама думала, что знает, как сильно он причинил мне боль, но она не знала.

Никто этого не знал.

Потому что у нас с Заком были секреты. Интимного рода. Такие, о которых никому не рассказывают, потому что они священны.

– Мы были детьми, мама, – я придала своему лицу строгое выражение, отказываясь давать этому мальчику даже унцию власти надо мной. – Все меняется.

– Печально. У вас двоих была особая связь, и он был таким прекрасным мальчиком.

– Так всегда говорят, – пробормотала я.

Я выросла, слушая эти слова. Каллум, мой брат, был общительным. Люди тянулись к нему. Он был популярный, но добрый. Талантливый, но скромный.

Такой прекрасный мальчик.

Пока он не выбрал нашего отца при расставании родителей. Он предпочел самовлюбленную, лживую, изменяющую разлучницу маме.

Мне.

Я не могла смириться с этим.

– Ну, кто знает, может быть, он осознает свою ошибку, когда увидит, какой красивой и интересной девушкой ты стала.

Жар прилил к моим щекам. Меня нечасто называли красивой, и даже если это была моя мама, я не привыкла слышать эти слова.

– Я почти уверена, что меня даже не будет на его радаре, мам.

– Может быть, тогда нам стоит это исправить?

– Что исправить...?

– Ты мне доверяешь? – озорная улыбка появилась на ее лице.

– Нет, только не этот взгляд, – мои глаза сузились.

– Не надо так волноваться, детка. Ты же знаешь, что я всегда поддержу тебя и твой выбор, но это не значит, что я не буду дожидаться того дня, когда ты согласишься пойти на вечеринку.

– Что ты сделала, мам? – ужас пронзил меня.

– Пойдем, будет лучше, если я тебе покажу.

_______

– Что это такое? – выпалила я, когда мы стояли в ее спальне.

– Это платье, Каллиопа. Я знаю, что ты предпочитаешь джинсы, но ты определенно…

– Очень смешно, – я бросила на нее уничтожающий взгляд. – Я знаю, что это такое, но почему оно у тебя?

– Я увидела его в прошлом году в том бутике, который тебе нравится.

– У Алары? – это был один из немногих магазинов в центре города, где я что-то покупала. У них был магазин комиссионной одежды, а еще было несколько классных вещей в одном экземпляре, все ручной работы, созданные владелицей, Аларой.

Она кивнула.

– Я увидела его и знала, что оно твое. Тебе просто нужна была причина, чтобы надеть его.

– На вечеринку не наряжаются, мам, – поддразнила я.

– Я знаю, просто подумала… тебе оно не нравится, – она тяжело вздохнула, и выражение лица стало мрачным.

– Нет, – подойдя ближе к ее шкафу, я провела пальцами по кружевному лифу. У него были недлинные рукава и вырез в виде сердечка, а на талии был толстый кожаный пояс, переходящий в юбку. Оно отличалось готической привлекательностью с оттенком женственности.

– Я просто не могу себя представить в нем, – сказала я.

Мой гардероб состоял из джинсов или брюк, простых футболок и свитеров. Большую часть времени я носила потрепанные кроссовки и заляпанные грязью чаксы.

Платье было совсем не моим.

– Примерь, – настаивала мама, слабая улыбка тронула ее губы.

– Не знаю...

– Разве тебе никогда не хотелось просто побыть девочкой-подростком хотя бы одну ночь?

– Так нечестно, мам.

– Платье не изменит тебя, Калли, – она ободряюще улыбнулась мне. – Но, может быть, ты смогла бы представить его плащом или маской. Возможно, это платье позволит тебе выйти из зоны комфорта.

– Так вот что значит наряжаться? – я приподняла бровь, и она от души рассмеялась.

– Просто надень его. Каждый может быть немного диким и безрассудным в Ночь Дьявола.

Из ее уст это звучало как нечто хорошее.

Мой взгляд вернулся к платью. Оно было красивое, но не слишком кричащее или блестящее. Такое платье я могла спокойно представить на певицах моего детства: Аврил Лавин. Хейли Уильямс. Пинк. Гвен Стефани. Агрессивное женское поведение было саундтреком моей юности, и это платье прекрасно подходило для этого.

– Хорошо, – я сорвала вешалку с дверцы шкафа. – Но я только примеряю его.