Сладостное забвение

Николас был не столько точеный, сколько рельефный, с широкими плечами и мускулистой грудью, и, когда он провел рукой по обнаженному торсу, мои щеки запылали так сильно, что могли бы отапливать весь дом. Клянусь, румянец – мое настоящее проклятие.

Николас на миг обернулся и перелистнул страницу журнала, владеющего его вниманием.

– Я вроде бы сказал тебе сжечь футболку, – протянул жених.

Я сглотнула и не сумела придумать, что ответить, поскольку было очень рано и перед моими глазами имелось очень много голого тела. Татуировка Николаса заканчивалась на плече, а все остальное оказалось смуглым и твердым. Уф.

Я открыла рот, но смогла выдавить лишь робкое:

– Зачем? Чтобы мы оба расхаживали по дому до неприличия раздетыми?

Уголки губ Николаса дернулись вверх, хотя теперь он даже не озаботился на меня посмотреть.

– Не знаю… по-моему, все выглядит весьма платонически по сравнению с тем, о чем ты меня умоляла.

– Ладно, – выпалила я. – Но я не буду жечь футболку. Тебе придется болеть за «Янкиз», – заявила я с максимальной серьезностью и направилась к кофемашине.

В ответ он издал сухой смешок, сообщающий, что на это не стоит и надеяться.

Я погрузилась в процесс приготовления кофе: ведь нагота Нико заставляла бабочек танцевать в моем животе. Правда, где-то в процессе я все равно отвлеклась и уставилась на его спину.

Внезапно я решила, что меня очень привлекают мужские спины, хотя насчет заткнутого за резинку домашних штанов пистолета я была не столь уверена. Неудивительно, что Нико до сих пор жив – он никогда не был безоружен. На его боку имелась маленькая круглая отметина, и мне стало интересно, куда попали остальные пули.

– Кто научил тебя готовить? – спросила я и покосилась на сковородку на плите.

Николас повернулся ко мне и облокотился об остров.

– Только не говори, что не можешь приготовить яичницу с беконом?

Я нахмурилась и переступила с ноги на ногу.

– Ну…

Его улыбка была одновременно хитрой и обаятельной.

– Начинаю задаваться вопросом, что я вообще выигрываю в будущем браке.

Я пожевала губу.

– Я тоже.

Николас засмеялся, глубоко и душевно, и мое сердце пропустило удар. Я всего во второй раз в жизни слышала его искренний смех, но неожиданно поняла, что могу стать от этого зависима.

Свежесваренный кофе наполнил кухню землистым ароматом. Нико купил хороший сорт, хотя ради привычной утренней дозы я бы выпила и подгорелую жижу с заправки. На часах обнаружилось семь тридцать утра.

– А значит ли вся эта история со свадьбой, что теперь мне надо посещать только ту церковь, в которую ходит семья Руссо?

Он улыбнулся, но тут же стер улыбку рукой.

– Да. Именно так.

Я задумчиво поджала губы. Не то чтобы я особо любила нашу церковь, но священника нанял отец, поэтому я не могла быть честной на исповеди, а грехи оставались неотпущенными. В общем, в моей совести царил бардак. Но в церкви Нико, вероятно, будет не сильно лучше. И я стану окружена сплошными Руссо…

Я сглотнула.

– Тогда я, наверное, поднимусь к себе и оденусь.

– Не беспокойся насчет церкви. У нас сегодня найдутся другие дела.

Секунду я смотрела на Нико, пока что-то щекотало задворки сознания. Я прищурилась.

– И это, конечно, не связано с тем, что священник многое не одобрит, верное? Например, то, что невеста живет с тобой до свадьбы?

В глазах Николаса что-то мелькнуло, и я поняла, что угадала. Он прятал меня от священника. Хотел быть уважаемым католиком. Что ж, желание достойно восхищения, хоть и было очень далеко от правды.

– Значит, я – твой маленький грязный секрет. – Я хотела подколоть Нико, но слова прозвучало гораздо резче, чем я думала. Стало понятно, что меня задевает вся эта ситуация.

– Грязный? – Он бросил на меня взгляд, который, если изъясняться в алкогольных терминах, был подобен теплому виски со льдом. – Хотелось бы верить.

Я втянула ноздрями воздух, хотя легкие отказывались принимать кислород. Странно, что Николас способен выдавать нечто подобное так, будто эмоциональное содержание высказывания его совершенно не трогало, в то время как мне пришлось опустить голову и стряхнуть наваждение.

– Я не храню секретов, Елена, – продолжал он и шагнул к плите. – Просто у меня не хватает терпения слушать, когда начинают указывать, что делать с тем, что мое.

«Мое». Местоимение незримо проплыло по кухне и повисло над нашими головами, как ветер, отказывающийся стихать. Сердце болезненно кольнуло.

– Твое, да?

Он замер, потер челюсть рукой.

– Моя невеста, – безэмоционально поправился Нико, дескать, он всего лишь оговорился, а слово «невеста» могло означать что-либо еще, кроме принадлежности мужчине по умолчанию. Не в этом мире.

– Семья Руссо знает, что ты здесь: вот и достаточно, – прибавил он. – Никто не возражает.

– Иначе ты их пристрелишь?

Он лениво посмотрел на меня.

– Иначе я их пристрелю.

Самым пугающим было то, что я даже не могла понять, серьезен он или нет. Часть меня слышала легкий шутливый тон, а другая вспоминала, как он застрелил собственного кузена солнечным воскресным вечером.