Слава

– Тогда в Закарпатье, – и меня ходом в Закарпатье.

Приезжаю туда, переговорили с начальником УНРа Гуревичем, посмотрел он мой послужной список:

– В Мукачево поедешь?

– Ну, поеду, что ж не поехать.

– Семья?

– Нету семьи.

– Где жить?

– Ну, откуда я знаю, найдется, на улице не останусь.

– Ну, поезжай.

Забрал меня машиной начальник СМУ, очень симпатичный, толковый мужик. По дороге перетолковали, он мне говорит: слушай, есть сегодня два неприкрытых участка. Жилье надо строить, и мы должны начинать реконструкцию аэродрома. Ты когда-нибудь занимался аэродромами? Отвечаю: я ни жильем, ни аэродромами не занимался, поэтому мне пофиг. Но если с точки зрения чисто инженерной, так я лучше аэродромом занялся бы, все-таки интереснее.

– Ну, давай, будешь заниматься.

Разместили меня в барак. Обычный барак, деревянный. Дали в этом бараке комнату. И начал я заниматься реконструкцией.

Реконструкция – дело интересное, она заключалась в том, что требовалось удлинить взлетно-посадочную полосу. Она была короткая, 2800 метров, а следовало сделать до 3,5 километров, чтобы принимать самолеты всех типов. Тогда уже на вооружение пришли «Сушки», у них скорости другие, полоса другая, поэтому и надо было реконструировать. Весь Мукаческий полк тогда сняли, он перелетел в Черляны, а нам предстояло за год с небольшим сделать реконструкцию. Классная работа была, у меня имелся свой бетонный завод, куча машин, бетоноукладочные машины аэродромные. Почти отряд бойцов. Ну, хорошая работа.

Механик у меня работал, Казаков Михаил Владимирович, это родной дядя твоей будущей мамы. Откуда я с ней и познакомился. Дядя Миша войну воевал в авиации, ростом был за метр восемьдесят, и выпить мог ведро любой жидкости без последствий. Как-то я попал на его встречу со своими сослуживцами-ветеранами, их трое собралось, я их потом троих часа три разносил по домам: ходить они уже не могли, а нести их было очень трудно.

Итак, я начал трудиться. Сама по себе взлетка – это очень интересно. Это серьезное армирование, серьезный бетон, серьезная укладка, это хорошая инженерная работа. Я с удовольствием ею занимался. Было у меня еще два прораба под это дело. Естественно, как у любого начальника, у меня имелся персональный автомобиль – самосвал три пятерки. Аэродром же громадная территория. Работали уже бетоноукладочными машинами, а не врукопашную, делали бетонную рокадную дорогу вдоль всего аэродрома, места стоянки, места рулежек и пять-шесть арочных ангаров. В комплексе объемы были приличные, аэродромное строительство отличается тем, что сама технология заставляет выполнять и перевыполнять план. По-другому просто не получается. И поэтому у меня показатели были в общем-то хорошие. Обязательно организовать соцсоревнования – за что меня драл этот адмирал на Новой Земле – я уже в Мукачево делал. У меня была доска показателей, боевые листки.

В общем, всё складывалось довольно прилично, в 1965-м начали, в 1966-м, к осени, уже заканчивали.

Еще в Питере я начал заниматься боксом, до второго разряда дошел, потом мне сказали, бросай, ослепнешь. Но я судил, и у меня была первая судейская категория. Это категория, которая позволяет судить первенство области. Первенство республики можно, но не основные бои, а первенство области – основные. И начал я знакомиться с мукачевскими спортсменами. Борька Мясников меня свел с тренером сборной Мукачево по боксу, с тренером по самбо. А почти все эти спортсмены были бандюками мелкими, ну такие, морду набить. Это уже была компания, если я заходил в кабак – а кормился я только в кабаке, я же не мог иначе – оркестр тут же играл, была тогда модная песня «А ты прости, капитан, а ты прости, капитан, у нас у каждого свой караван». Этим меня встречали во всех кабаках Мукачево и Ужгорода – один матрос на весь округ, я был старший морской военоначальник Закарпатья, целого старшего лейтенанта уже получил. Ну и, конечно, гульки будь здоров какие были.

Вот той компанией собрались встречать Новый год, мне там разонравилось что-то, я решил уйти. По дороге домой подошел ко мне какой-то хмырь – дай закурить, что-то такое традиционное. Я смотрю, собирается бить, но неправильно бьет, кулаком не так бьют, сверху как-то. И уже рука опускается, смотрю, а у него нож, зараза. Я только успел заблокироваться, нож вылетел, мне шею пырнул, а я этого кадра достал хорошо, ушел. Но домой уже расхотелось. Вернулся – а им видно, что кровища:

– Ой, что с тобой случилось, что с тобой случилось?

– Да успокойтесь, ничего.

– Щас мы наведем порядок.

Часа два, новогодняя ночь. Зашли в какое-то кафе на Пушкина, просто хорошая кафешка, кофе попить. Один стал в дверях, остальные внутрь – выкинули всех посетителей подряд, вот просто, стол был, всех выкинули. Каждому по морде – и на выход. Выкинули елку. И сказали: «Мы за тебя отомстили». Пока мстили, эти из кафешки позвонили в комендатуру. Приехала комендатура, повязали нас на гаупвахту, новогодняя ночь, всё классно.