Славянская спарта

— А какъ же! Я читалъ въ книжк одной, что больше тысячи лтъ тому назадъ тутъ у насъ по всему берегу русскіе жили, потомъ ушли, а отъ нихъ ужъ бокезы произошли. Не одинъ говоритъ одно, другой — другое, трудно врно знать, что было прежде! — довольно основательно разсудилъ Божо.

* * *

Небольшіе камушки, положенные на дорог, означаютъ границу Черногоріи. Мы перезжаемъ ее, однако, съ какимъ-то особеннымъ волненіемъ. Дорога чертитъ теперь свои смлые зигзаги по каменной груди колоссальной горной стны какъ разъ надъ бездною, въ глубину которой провалился Каттаро съ своею голубою бухтою. Море намъ видно отсюда уже на огромномъ обхват; нжно бархатистый цвтъ его сдлался невыразимо прелестнымъ; словно оно теперь таетъ въ знойной синев воздуха и неба.

Божо показываетъ намъ частицу старой черногорской «лстницы», которую перерзаетъ наша дорога, и по которой де проведенія австрійцами шоссе поднимались изъ Каттаро въ Цетинье, а изъ Цетинье спускались въ Каттаро… Это что-то невообразимое по своей первобытности; козья тропа, карабкающаяся съ уступа на уступъ, съ камня на камень, по осыпямъ и гребешкамъ, на отвсныя кручи, надъ головокружительными безднами. Черногорцы, однако, до сихъ поръ предпочитаютъ въ своихъ сообщеніяхъ съ морскимъ берегомъ эту сравнительно короткую головоломную лстницу на облава небесныя — безконечнымъ зигзагамъ австрійскаго шоссе, и мы встрчали потомъ нагруженныхъ ношами черногорскихъ женщинъ и мальчишекъ, сбгавшихъ съ безпечностью и безстрашіемъ дикихъ козъ съ своихъ заоблачныхъ высей, словно по ступенямъ комфортабельной лстницы какого-нибудь аристократическаго дома, по неровнымъ выбоинамъ и угловатымъ ребрамъ камней прямо въ распростертую подъ ихъ ногами бездну на нсколько верстъ глубины.

Вообще въ черногорской части пути все длается сурове, грозне, опасне; пропасти налво, пропасти направо, одна, страшне другой; черносрыя громады надвигаются и нависаютъ надъ головою, будто какіе-то враждебные титаны, стерегущіе заповдный рубежъ въ недоступное царство горъ…

А «старая черногорская тропа», то ныряющая между скалъ, то выползающая опять на голые обрывы, еще больше наводитъ на васъ ужасъ, наглядно показывая вамъ, по какимъ недоступнымъ кручамъ предстоитъ вамъ еще подниматься. Но ужасъ вашъ только отъ одного вашего воображенія, отъ обстоящей васъ со всхъ сторонъ картины обрывовъ, скалъ, пропастей; коляска же ваша безопасно и спокойно, хотя уже далеко не прытко продолжаетъ описывать свои надодливо крутящіеся около одного и того же мста длинные зигзаги, которыми искусство инженеровъ обмануло и осилило мнимую неприступность горъ.

Недалеко еще то время, когда путешественникъ въ Черногорію былъ совсмъ въ иномъ положеніи, чмъ мы, гршные.

«Я уже изнемогалъ, а Ловчинъ возставалъ передо мною все выше и страшнй; едва переходили мы одну преграду, являлась другая, еще неприступне; едва взбирались на утесъ, по выдавшимся камнямъ или инд изсченной лстниц, нердко цпляясь за колючій кустъ, и опять скользили внизъ по осыпямъ; казалось, не было конца пути, а солнце, столь привтливое въ начал дня, дышало пламенемъ; лучи его становились отвсными; я задыхался отъ зноя и усталости»…

* * *

Вотъ мы, наконецъ, взобрались на какую-то просторную и ровную котловину, кругомъ которой, однако, опять громоздятся, высокія, снгомъ покрытыя горы. Вотъ и первыя хижины черногорцевъ и даже клочки полей, расчищенныхъ среди каменной осыпи. Дома у черногорцевъ низенькіе и длинные, конечно каменные въ этомъ царств дарового камня; блыя стны ихъ, крытыя черепицею, притулившіяся къ зеленому лску, все-таки нсколько веселятъ этотъ суровый и пустынный видъ…

Немного дальше мы наткнулись и на маленькую деревенскую гостинницу, гд обыкновенно останавливаются для передышки экипажи, съ такимъ трудомъ одолвшіе подъемъ на гору. Мстечко это называется Крстацъ; отъ него до Нгушей — рукой подать. Мы, признаться, съ большимъ удовольствіемъ вышли изъ экипажа размять свои косточки и подышать горнымъ воздухомъ въ радостномъ сознаніи, что окончился наконецъ этотъ нестерпимый подъемъ. Антонъ Рашваничъ, хозяинъ скромнаго отеля — субъектъ сомнительной національности, говоритъ по-нмецки к увряетъ, что у него можно получить всякія жаркія и горячія, но пока — устраиваетъ намъ завтракъ изъ яичницы съ ветчиною, овечьяго сыру и бутылки кислаго черногорскаго вина. Мы, впрочемъ, довольны и этимъ нежданнымъ благополучіемъ, и съ искреннимъ аппетитомъ истребляемъ горячую яичницу. Скоро въ этому заоблачному постоялому двору причаливаютъ и другіе путники: молодецъ «байрактаръ», т.-е. княжескій знаменоносецъ, изъ Цетинья, съ серебрянымъ значкомъ своего званія на круглой красной шапочк, въ компаніи съ нсколькими черногорскими войниками; потомъ, коляска изъ Каттаро съ какимъ-то богатымъ далматинцемъ, одтымъ по-черногорски въ красное и золотое; съ нимъ хорошенькая дама, повидимому жена его, а на козлахъ важный пузатый туровъ за лакея. Они дутъ въ Цетинье на народный праздникъ Петрова дня. Мы поболтали съ ними немного на ломаномъ сербскомъ язык и скоро тоже двинулись въ путь.