Мизори бессильно замолчала. Прозрачное тело совершило ещё один полуоборот, теперь она лежала на спине, безразлично глядя в вверх, где отец семейства, обильно жестикулируя, описывал празднество в честь восшествия на престол новой королевы.
- Она эльф, – повторила мёртвая элементалистка, – очень гордая, очень самовлюблённая, очень добрая, очень верная, очень правильная. Часто она пытается казаться другой, но это напускное. Может, давным-давно всё было иначе, но сейчас она светлый эльф по крови и по духу. И это большая проблема. Для неё...
Филин задумчиво повернул голову. За свою долгую жизнь он повидал не мало светлых эльфов. То были существа ограниченные моралью чуть больше, чем полностью. Не сказать, что мораль сильно мешала им жить. Эльф может без труда убить, пожалуй, даже с большим холоднокровием, чем человек или, к примеру, орк, но сделает он это лишь открыто. Справедливость, правильность, честность – вот основные беды остроухой братии. И если от третьего Мерль всё же уберегла наследственность, то с первыми двумя придётся помучиться. Сказать по чести, стать королевой с таким балластом на борту шансов у неё было не больше, чем у некогда великого Гашук-Вея стать вождём племени танцующих орков.
- Танцующие орки? Бывают и такие? – вмешалась в размышления Торвальд.
- Были когда-то, – сочувственно ухнул филин. – Кстати, Гашук-Вей таки стал их вождём, но по неизвестной причине уковылял с поста уже через неделю.
Мизори задумалась. Её пленница уже больше двух недель стояла во главе Параркса и на покой определённо не собиралась. В голову лезли мысли и исключительно нехорошие. Зачем светлой эльфийке, которая столь не любит ответственность и ответственные решения, понадобилась власть в тёмном королевстве? Хотя, если подумать, то возможно в светлости и дело. Зная о том, какая участь постигнет народ страны, она просто не способна их бросить. Что ж, после всех злоключений её народ заслужил столь...
- ...блистательную повелительницу, мудрую и прекрасную, щедрую и благородную, – закончил за неё отец семейства, который ни на секунду не прерывал свой рассказ.
- Ты как-то невесело это сказал, – заметил Вадим, пережёвывая жаркое. – Неужели у неё всё же есть какой-то изъян?
Мужчина на миг застыл в нерешительности. Несколько секунд он изображал из себя каменную статую.
- Да в том-то, триста богов меня раздери, и дело! Нету у неё изъянов, вот прям нисколечки! Смотришь на неё, слушаешь и словно зачарованный. Если попросит чего, тут же готов исполнить. А не попросит, так самому и хочется в ножки броситься, да попроситься: «Чего вы, дескать, Новое Величество, изволите?». Обязанным себя чувствуешь, точно корову должен, и виноватым не пойми за что. Она ж, бедняжка, ради нас старается, а мы, увальни неблагодарные, ничегошеньки не делаем. Чего вылупились?! Увидь её вы б не так ещё заговорили. Вот поэтому мне старая королева больше нравилась.
Воцарилось молчание. Удивление застыло на лицах живых и особенно мертвых. Однако в случае с последними удивление быстро переросло в восторг.
- Меня любят, Гуамоко, – прошептала Мизори. – Любят больше, чем эльфийку. Ради этого стоило умереть!!!
- Я всегда говорил, что вы просто созданы быть Тёмной Властительницей, моя госпожа, – филин степенно качал большой круглой головой.
- Старая королева она настоящая была! – продолжал разошедшийся мужик. – Королева какой должна быть? Правильно, противной! Чтоб ты её вспомнил и сразу понял, отчего все беды в государстве делаются! Чтоб вредная, жадная, злая и страшная как сам барлог! Ведь это она, правительница, во всём виновата, а мы жертвы! И чтоб когда убили её радость была! И новая королевна сразу на фоне её распрекрасной казалось. Старая королева хорошая была, там всякие остроухие не надобны, после этой воблы сушёной любая метелка деревенская медово-сахарной была бы.
Гуамоко продолжал кивать, давясь глухим уханьем, которое заменяло птице смех. Конечно, он бы мог сказать Торвальд, что охотник совершенно искренне её хвалит. Однако делать этого не стоило, характер госпожи фамильяр знал. Магия не оставила девушку после смерти, а вместе с магией остались и все повадки, начиная от увлечённости противоположным полом и заканчивая совершенным неприятием критики и взрывным темпераментом. С каждым словом человека блеклые молнии в глазах колдуньи искрили всё ярче, пока наконец поток голубых искр не ударил в несчастного рассказчика. Редкие волосы встали дыбом, глаза полезли на лоб и, испустив протяжный вздох, мужчина свалился со стула.