Читаем Славное море. Первая волна полностью

Слова Сергея еще раз напомнили Геннадию о Но-скове и его мечте. И Геннадий подумал, что Алферов, не в пример Носкову, обязательно добьется своего, по­бывает во всех морях. Увидит он и далекий порт Кейп­таун. Такому все удается.

А он сам? На что он способен?

Пока портовики обрабатывали караван, команда «Полярного» имела много времени для отдыха.

Антон Сахно, Юсуп Шадаев, Сергей Алферов и Ген­надий несколько раз уходили далеко за порт, в тундру. Каменистые склоны гор слабо зеленели. В одном месте они остановились возле посеревшей ноздреватой полоски нестаявшего снега.

— Холодная земля! — сказал Антон и шагнул на сугроб.

Изъеденный ветрами и незакатным летним солнцем зернистый снег хрупко оседал под ногами.

— Холодная, а кругом жизнь,— возразил Сергей.

— Какая там жизнь! Бедность одна. Ни одной ле­сники.

— В степи тоже леса нет.

— Там зато трава, цветы.

— А тут разве цветов нет?

Сергей отыскал и стал срывать   редкие   незабудки.

— Вот, гляди! Только их сейчас мало. Говорят, они цветут раньше, сразу как растает снег.

Полоса снега была обведена каймой мокрой земли, а рядом с ней, у самого края, тихо покачивались жел­тые венчики полярных маков.

— Вот еще и маки, — горячился Сергей.—Земля, она хоть и холодная, а своя, русская. Сколько русских лю­дей высаживалось здесь с моря! Челюскин, Василий и Мария Прончищевы, Харитон и Димитрий Лаптевы, Толь и Шмидт. Вот еще четверо нас пришло. Может, оттого теплей и еще радостней на этой земле станет.

Внизу лежал поселок, почти город, блестя тесовыми крышами. Над трубами электростанции и завода клуби­лись дымки, поднимались вверх, быстро таяли в совер­шенно прозрачном воздухе. В заливе дремали баржи, теплоход «Полярный», две крупные шхуны. Неторопливо ползали катера.

А за молом, за узкой стрелкой полуострова Русано­ва расстилалось море — зеленое до самого горизонта. Оттуда, из-за Караульных Камней, вырвался малень­кий желтый катер. Волна открытого моря старалась положить его то на один, то на другой борт. Но он, как игрушечный ванька-встанька, немедленно становился вертикально. Катер ворвался в бухту. На тихой воде он сам образовывал волны, которые узкими усиками разбегались за его кормой.

Геннадий нарвал букет полярных цветов. «Пошлю их маме, — решил он. — Пусть порадуется». Обнюхал их со всех сторон и уверенно сказал:

— Морским ветром пахнут.

— Ничем они не пахнут, — заметил Антон. — Тут мо­рем и без них пахнет. А цветы здесь совсем без запаха.

— А без фантазии ты человек, Антон, — упрекнул его Сергей. — Ну и пусть без запаха. Зато яркие, солнца в них много.

— Вот яркие — это правда, — спокойно согласился Антон. — Солнца в них точно много.

...Когда они спустились вниз, катер уже стоял у при­чала. С него сошла девушка, что-то крикнула оставше­муся старшине и, махнув рукой, торопливо пошла к тянувшейся вдоль причала дороге.

— Ой, ребята, это же Зоя! — крикнул Юсуп и, не оглядываясь, заспешил ей навстречу.

Остальные последовали за ним. Хотя Сергей Алфе­ров постоянно старался казаться ниже, сейчас он, неза­метно для самого себя, выпрямился во весь свой рост. Антон Сахно на ходу несколько раз поправлял затей­ливую прическу.

Девушка была одета в морскую форму: аккуратную, в меру длинную юбку и черный двубортный пиджак с ярко начищенными морскими пуговицами с якорями. Из-под пиджака выглядывала беленькая блузка. Пыш­ные каштановые волосы недлинно подрезаны и концами едва касаются ворота пиджака; пухлые щеки на круг­лом лице девушки загорели. Но и через плотный загар пробивался здоровый румянец.

— Здравствуй, Зоенька! — первым приветствовал ее Юсуп. — Здравствуй, полярница!

— О-о, южане! — заметно обрадовалась им Зоя.— Я не думала, что все нынче придете.

— Что вы! Как можно было так думать! Мы же кад­ровые матросы, — заверил ее Сергей.

— А вы новенький? — спросила она Геннадия и сама подала ему руку.

— Так точно! — чтобы преодолеть свое постоянное смущение, чеканно ответил Геннадий. И неожиданно для себя и ребят левой рукой подал Зое букет цветов.

Щеки девушки зарумянились еще пуще. Она при­няла цветы, но, немного смущенная, тихо сказала:

— Незнакомой девушке цветы?

— А это от всех нас, — нашелся Геннадий.

Сделано это было к месту, без фальши, и все заулы­бались. В эту минуту каждый подумал, что так оно и есть: они собрали для Зои букет и передать его пору­чили новому матросу, чтобы был верный повод позна­комить их.

Зоя поднесла к лицу цветы и спрятала за ними округленный с ямочкой посредине подбородок. Из-за цветов Геннадий видел теперь только ее острый, чуть вздернутый нос, большие голубые глаза и широкий загорелый лоб. «Очень хорошая, — подумал он. — Если б сфотографировать ее сейчас».

— Вы и нынче плаваете, Зоенька? — спросил Антон.

— Плаваю, а как же? Такая судьба наша моряц­кая. На днях уходим к Тюленьим островам.

Ребята снова повернули за ней в поселок и прово­дили ее до самого дома.

— Кто она? — спросил на обратном пути Геннадий.

— Зоя Карпова, радистка, со шхуны «Заря», — меч­тательно ответил Антон. — Это девушка! И ростом не­величка, и годами нестара, а в море плавает, как рыбка.

Перейти на страницу:

Похожие книги

О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза
Плаха
Плаха

Самый верный путь к творческому бессмертию – это писать sub specie mortis – с точки зрения смерти, или, что в данном случае одно и то же, с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат самых престижных премий, хотя последнее обстоятельство в глазах читателя современного, сформировавшегося уже на руинах некогда великой империи, не является столь уж важным. Но несомненно важным оказалось другое: айтматовские притчи, в которых миф переплетен с реальностью, а национальные, исторические и культурные пласты перемешаны, – приобрели сегодня новое трагическое звучание, стали еще более пронзительными. Потому что пропасть, о которой предупреждал Айтматов несколько десятилетий назад, – теперь у нас под ногами. В том числе и об этом – роман Ч. Айтматова «Плаха» (1986).«Ослепительная волчица Акбара и ее волк Ташчайнар, редкостной чистоты души Бостон, достойный воспоминаний о героях древнегреческих трагедии, и его антипод Базарбай, мятущийся Авдий, принявший крестные муки, и жертвенный младенец Кенджеш, охотники за наркотическим травяным зельем и благословенные певцы… – все предстали взору писателя и нашему взору в атмосфере высоких температур подлинного чувства».А. Золотов

Чингиз Айтматов , Чингиз Торекулович Айтматов

Проза / Советская классическая проза