Читаем Славное море. Первая волна полностью

Последним из первой шлюпки взошел на палубу при­земистый чернобородый человек. Он так И не выпускал из рук маленькое ведерко, которым, видно, выливал из шлюпки воду. Он подошел к Ивану Демидовичу, крепко обнял его, и только тут ведерко выпало из его рук.

— Где капитан? — спросил его Иван Демидович.

— Капитан должен быть на вельботе, — ответил боц­ман шхуны «Заря». — Вельбот должен был уходить по­следним.

Геннадий хотел спросить о радистке, но его опередил покинувший радиорубку Саша Торопов.

— Не знаю. Наверно, там, на второй шлюпке. Поддерживая боцмана «Зари» за плечи, Иван Деми­дович повел его в каюту.

Саша Торопов не мог присутствовать при подъеме второй шлюпки. Капитан заставил его держать непре­рывную радиосвязь с кораблями и берегом.

Спасшиеся и на второй шлюпке тоже ничего не зна­ли о судьбе капитана и радистки. Когда наконец разы­скали вельбот и сняли людей, стало ясно, что с капита­ном и радисткой случилось несчастье.

— Они должны были сесть с нами в вельбот, — ска­зал дрожащий от нервного озноба  старший помощник

капитана «Зари», совсем молодой моряк со свежим шра­мом на щеке.

— Почему же не сели? — строго спросил Сергей Пет­рович, и его большие черные глаза стали злыми. Он знал, как много бывает трагедий на море, когда кто-нибудь из команды струсит и не дождется товарищей. Нет, он не мог простить первому помощнику, что тот ничего не знает о судьбе своего капитана.

— Капитан ушел снимать радиста, — ответил тот, еще более волнуясь оттого, что ему не верят.— В это время нас оторвало от борта и унесло в море.

— Они остались на шхуне?

— Да.

— Больше вы их не видели?

— Нет.

Мокрому помощнику капитана шхуны «Заря» было холодно стоять на пронизывающем ветру, но Сергей Пет­рович продолжал его допрашивать:

— Какие плавучие средства оставались па шхуне?

— Никаких, — уже заикаясь, ответил тот.

— Значит, они погибли?

— Возможно.

— Как же вы допустили гибель вашего капитана и радистки?

И, не дожидаясь ответа, распорядился:

— Отведите в каюту. Разберемся.

Сергей Петрович не верил молодому помощнику ка­питана Лазукина. Если бы тот хотел, он дождался бы капитана и радистку.

Вместе с тем у него была надежда, что и Лазукин и радистка выбросились за борт на каких-нибудь подруч­ных плавучих средствах. И он распорядился продолжать поиски.

— Будем искать, пока не найдем капитана и радистку или не убедимся в их гибели!


II

Сознание приходило, уходило, возвращалось вновь. Когда оно возвращалось, Зоя думала, что надо приучить себя к волне. Волна — неизбежное зло. По не она здесь главное. А что главное?

Поток воды хлестнул девушку. Зоя прижалась к дос­кам. Ноги всплыли, заболтались в воде, их потянуло с плота. Потом вода ушла, Зоя выплюнула попавшую в рот соленую горечь и продолжала думать.

«Главное сейчас здесь — она, Зоя, на своем плотике. Волне нужно утопить ее, а Зое обязательно нужно побо­роть море, выжить. Если не верить в это, можно сойти с ума. Ее задача важней. Рано или поздно море утихнет, и тогда Зоя посмеется над волнами.

Надо думать, чтобы занять себя мыслями. Ведь ей плавать в море не час и не сутки. Надо готовиться к худшему. Ее может унести далеко. Судам придется искать ее долго, может, даже после того, как утихнет шторм. Если не найдут корабли, сюда пошлют гидро­план».

Она стала смотреть в небо, ища в нем голубых про­светов. Но небо серо, низко, плотно закрыто тучами, без единого разрыва.

Теперь это не испугало ее, скорее немного обрадо­вало. Ведь рядом с ней не только волны. Над ней небо, тучи, а за тучами солнце. Когда разорвутся тучи, солнце будет светить, а может, и обогреет. Хорошо бы опреде­лить, сколько времени прошло, как она в море?

Зоя попыталась собрать все в памяти и определиться во времени. Когда она покинула шхуну, еще было светло. Наверно, через полчаса она потеряла сознание. Так про­должалось несколько раз. Но потеря сознания в холод­ной воде не должна быть продолжительной. Сейчас тоже светло. Значит, идет еще первый день.

Через минуту она с ужасом убедилась, что ее расчеты рассыпались, как карточный домик. Сейчас еще начало августа, в море нет ночи.

Только тут она вспомнила о часах. Поднесла к глазам руку. Стрелки разрезали циферблат сверху вниз.

«Шесть часов! Шесть часов. Чего — утра или вечера? Ах, как хорошо, если бы ночи. Тогда можно точнее счи­тать время».

Но она тут же отогнала от себя эту мысль. Как мучи­тельно тянулись бы ночные часы в море.

Время! Как мало она раньше думала о нем. В ее жизни оно пробегало так быстро, что его часто не хва­тало. А сейчас оно лишнее, его некуда деть.

Впрочем, здесь, на ее плотике, время должно проте­кать так же, как и там, на земле или на корабле, у жи­вых, занятых делами людей. Часы не должны тянуться, как сутки. Наоборот, сутки должны пробегать, как часы. Но там люди заняты делом, а она? И она тоже.

У нее сейчас большое, самое важное в жизни дело — продержаться до прихода кораблей. Значит, надо занять себя мыслями! Но где взять столько мыслей, чтобы их хватило на несколько суток.

Ничего, она найдет, она постарается. Ведь ею про­жито не мало лет.

Перейти на страницу:

Похожие книги

О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза
Плаха
Плаха

Самый верный путь к творческому бессмертию – это писать sub specie mortis – с точки зрения смерти, или, что в данном случае одно и то же, с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат самых престижных премий, хотя последнее обстоятельство в глазах читателя современного, сформировавшегося уже на руинах некогда великой империи, не является столь уж важным. Но несомненно важным оказалось другое: айтматовские притчи, в которых миф переплетен с реальностью, а национальные, исторические и культурные пласты перемешаны, – приобрели сегодня новое трагическое звучание, стали еще более пронзительными. Потому что пропасть, о которой предупреждал Айтматов несколько десятилетий назад, – теперь у нас под ногами. В том числе и об этом – роман Ч. Айтматова «Плаха» (1986).«Ослепительная волчица Акбара и ее волк Ташчайнар, редкостной чистоты души Бостон, достойный воспоминаний о героях древнегреческих трагедии, и его антипод Базарбай, мятущийся Авдий, принявший крестные муки, и жертвенный младенец Кенджеш, охотники за наркотическим травяным зельем и благословенные певцы… – все предстали взору писателя и нашему взору в атмосфере высоких температур подлинного чувства».А. Золотов

Чингиз Айтматов , Чингиз Торекулович Айтматов

Проза / Советская классическая проза