След Сокола. Книга третья. Том первый. Новый град великий

– Да нечто есть такой человек, кто после кулака Буривоя в живых и в здоровье головы останется! Он же ведмедя кулаком убивает…

– Головы всем человекам разные даны, – нравоучительно объяснил Самоха. – Вот когда варяги Славен жечь пришли, воеводе Первонегу мечом по затылку ударили. И ничего, отлежался, и теперь живее всех живых. Не скажу, что моя голова меч выдержит, но от кулака не отвалится. Это проверено. Я по молодости любил подраться, было дело.

– А нечто ты сейчас, боярин, старый… – с той же насмешкой продолжил Здравень.

– Сейчас я в цвете лет. Не молод, и не стар, и голова думать не разучилась. Был бы стар, конечно, дух бы от кулака Буривоя испустил. А так – пока сдюжил…

– Пока… – заострил внимание на слове Ворошила. – Значит, еще чего-то неладного ждешь?

– А как не ждать. То дух отца дерется, то сын его повесить обещает… – пожаловался Самоха. – А то на посадском совете друзья Гостомысла во второй глаз кулаком метят…

– У Гостомысла есть друзья в посадском совете? – удивился Ворошила. – Наверное, ты мало им заплатил. Тех монет, что я тебе дал, должно было бы хватить сполна на всех советников.

– Если бы так… Твои монеты, посадник, пока я без сознания валялся на льду, забрал дух Буривоя. И платить посадским советникам мне пришлось из своего кармана. А он у меня не шибко золотом набит. Сам едва-едва концы с концами свожу.

– Что-то я впервые слышу о духах, которые становились после смерти разбойниками, и грабили проезжих, – сказал князь Здравень, и взял со стоящего рядом стола глиняную чашку с овсяным киселем, и стал хлебать большой деревянной ложкой. Самоха сразу заметил, что глиняная чашка из его лавки. Такие чашки из белой глины больше никто в Русе не продает. Да и роспись знакомая. По росписи посуды боярин мог определить, из какой мастерской зьдуна чашка вышла. Овсяной кисель князь Здравень любил, и поглощал его жадно. Причем, на бороде и усах оставались разбухшие в печи овсяные зерна. Это было некрасиво, и Самоха предпочел не смотреть на Здравеня. При этом заметил, что и посадник Ворошила тоже отворачивается, стесняясь.

Так, молча, отвернувшись, они дожидались, когда Здравень доест кисель, отставит чашку, выпьет хмельной пахучий травами мед из берестяной баклажки, и сам решит продолжить разговор. А князь кисель поглощал быстро, с жадностью, и потому справился с делом быстро.

– Ну и что дальше? – спросил Здравень. – Подбили тебе глаз на посадском совете. Не зря хоть, подбили-то? Своего добился?

– Глаз все равно зря подбили. А своего добился, княже, – спокойно ответил Самоха. – Княжичу Гостомыслу решено было не давать символы власти. Не имеем мы таких полномочий. Только вече способно решить, кто будет нашим князем. А вече будет завтра на мосту через Волхов. Сразу после рассвета.

– И что там порешат? – как о чем-то не слишком для него важном, спросил посадник Ворошила, сомкнув пальцы рук на животе, и обводя одним большим пальцем другой большой палец, словно невидимые нити наматывая.

– А это мы завтра и узнаем.

– Так ты что, ничего и не делал, чтобы заранее знать?

Боярин Самоха словно власть свою над этими людьми чувствовал. И даже наслаждался тем, что держал длительные паузы, и не спешил все выложить.

– Как не делал. Каждый день в заботах от темна и до темна. И даже ночью. Столько людей ко мне приходило! И каждому дай! Особенно тем, у кого глотка шире всех, кто кричать умеет, и кого люди на вече слушают. Эти привыкли, что им больше других платят, и потому наглеют. Да и на вагров пришлось потратиться. Мои сундуки полностью, считай, опустели. Но, по моим подсчетам, вече выберет князем Бравлина Второго. То есть, что ты, Ворошила, и заказывал. Я уж так постарался, что людей даже к самому Гостомыслу подсылал, чтобы не от меня ему в голову мысль вкладывалась, потому что, если скажут, что от меня, он сразу откажется. Не ладятся у меня с княжичем отношения, как с отцом его не ладились.

Ворошила почти радостно потер руки, и переглянулся с князем Здравенем. Князь тоже выглядел довольным развитием событий.

– И что твои люди вложили в голову Гостомысла? – поинтересовался князь.

– Чтобы он послал сильный полк в Бьярмию за казной. Дорога долгая. Казну охранить след. Бравлин своим людям монеты выдает на пропитание, а Гостомысл словенам – нет, поскольку у него казны отцовской нет. Вот он и отослал полк воеводы Военега в Карелу. До крепости три дня добираться. А то и все четыре будет. Полк – не малый отряд. Полку долго идти. Даже боевым маршем. Потом назад три или четыре дня. Гостомысл согласился. И не понимает того, не ждет, что князем Бравлина выберут, и казну княжескую ему придется новому князю отдать. А сам ни с чем останется.

– А если отдать не захочет? – спросил Ворошила.

– Я ко времени возвращения полка уже посадником стану. И посадский совет решит, что казна должна отойти новому князю, чтобы тот на эти деньги новый город строил.

– Новгород! – с насмешкой констатировал Здравень, голосом издеваясь над названием.

– Новгород, – согласился боярин. – Ходят такие разговоры, что так будет город называться.