След Сокола. Книга третья. Том первый. Новый град великий

– Я понял. Ты сейчас иди, и потихоньку, под видом зевак, приведи к дому свою сотню. И к носилкам никого не подпускай. Расставь людей чтобы и в глаза не бросались, и не позволили никому буйство устроить… И вообще, почему столько людей без работы?

– Слух насчет смерти княжны прошел, народ и собирается.

– Потихоньку начинай спрашивать, почему они не на работе. Сам слух пусти… Кто с работы без разрешения ушел, тот питания на день не получит ни на себя, ни на семью.

– Понял. Это подействует, – согласился Бобрыня, и двинулся в сторону верхних ворот, где квартировалась его сотня.

Что такое, иметь дело с толпой, княжич хорошо представлял. Тем более, с толпой жителей Славена, которые всегда были сравнимы нравом с Буривоем, да и сам Буривой считал себя чистокровным местным жителем, потому как нравом был в свой народ. Хотя, вроде бы, первоначально толпа настроена в пользу Гостомысла, и против Велиборы, в частности, и против хозар, в общем, но потом настроение может легко измениться. Настроение у горожан после пожара сложное. Могут и Гостомысла, и Буривоя в своих бедах обвинить, могут для того, чтобы пар из души выпустить, сжечь в Людином конце две имеющиеся здесь хозарские лавки. После лавок пожар может охватить все строения. По простому крику настроение может вдруг измениться прямо противоположно, и уже обвинения будут выдвигать кому угодно. Кому-то может показаться, что вагры, пришедшие в земли словен, им мешают. По большому счету, княжич хорошо понимал, что такое отчаяние. Он сам, когда, стоя на берегу Лабы, получил известие о сожжении Славена и о смерти отца и гибели брата, на несколько минут впал в отчаяние, не зная, что будет дальше. Но Гостомысл имел характер бойца. Он не имел склонности пугаться трудностей. И эта черта характера позволила ему быстро взять себя в руки. Но не у всех такой характер имеется. Кто-то может свое недовольство и на других срывать. Только неизвестно, будет ли человеку от этого легче. Княжичу от такого легче не стало бы. Но на то он и княжич, чтобы уметь управлять собой. Большинство же людей этого не умеет. Потому Гостомысл и отдал приказ сотнику Бобрыне привести к дому сотню. Бобрыня человек опытный и сообразительный. Он не выставит своих воев, как стражу, чтобы горожан не злить. Более того, как видел Гостомысл, Бобрыня, прежде, чем к сотне поехать, сказал что-то нескольким своим людям, что оказались здесь же. Те спокойно разошлись среди горожан, и что-то начали передавать другим. И толпа стала редеть достаточно быстро. Видимо, речь заходила о том, что не получат дневного пайка те, кто в рабочее время свое место покинул. Оставлять жену и детей, не говоря уже о самом себе, голодными в дополнение к холоду, никто не хотел…

Глава седьмая

Боярин Самоха, как и предполагал княжич Гостомысл, следы путал не хуже заправского зайца. И поехал сразу не в свои две лавки, расположенные в Русе, а просто поплутал по торговым рядам, присматриваясь к тому, чем торгуют лучше всего. И только после этого в свои лавки направился. Обе лавки были здуньские, торговали глиняной посудой, и располагались в разных концах Русы, чтобы одна другой в торговле не мешать. Но и та, и другая лавка находились в рядах лавок зьдунов Русы, хотя пользовались среди варягов особой популярностью. Дело было в том, что в окрестностях Русы блина была только обычная, коричневая, и вся глиняная посуда выглядела одинаково. А недалеко от Славена, прямо на берегу Ильмень-моря против капища Перыни, зьдуны копали белую глину, с осени заготавливали запасы на всю зиму. На белой глине легко и красочный узор наносился. Был более заметным и праздничным, чем на коричневой. Правда, белые горшки сразу становились черными в печи, но ведь не всю посуду в печь ставят. Для печи жители Русы покупали себе более дешевую посуду из коричневой глины. Для печных горшков и рисунка никакого не требовалось. Печь не для красоты. Но не зря сами словенские зьдуны держали в своих мастерских молодых женщин, которые ловко цветы и разные узоры могли малевать. Такая посуда хорошо продавалась везде.