– Вот и хорошо. Еще я думал, откуда идут мысли стравить словен и вагров. Кому это выгодно? И увидел только две силы – это или хозары, или русы. Но хозары действовали бы через твою ятровку, через Велибору. А если действуют через боярина Самоху, то это наверняка Руса. У него с ними давняя дружба. Еще твой батюшка Буривой подозревал, что боярин русам продается. Со мной советовался, не повесить ли ему Самоху. Я отсоветовал… Но боярину я сказал, что Буривой думает… Он вроде бы присмирел сначала, а теперь снова начал. Сам к власти рвется. Только не понимает, что он своим хозяевам не нужен. А вы с Бравлином к чему пришли? Как договорились?
– Договорились, что он князем станет, а я буду посадником…
– Я так думаю, что это правильное решение. Ты это хотел у меня спросить?
– Да, волхв.
– Тогда мы все с тобой обговорили, и поезжай с младшими волхвами холм для Велиборы выбирать. Домовину ей уже, должно, срубили. Дров для костра должны вот-вот привезти. Поезжай. Но только не думай, что я окончательное слово сказал. Я не умею видеть мысли живых. Я только по возрасту своему и опыту размышляю, и даю советы. А ты волен поступать, как считаешь нужным. Но одно помни – словене тебе доверяют. И не вводи их в трудную годину в новые испытания. Иначе могут не встать в полный рост…
Гостомысл вытащил из-за пояса мешочек с серебром, и положил на грубо сделанный стол, где стояли только глиняный кувшин с водой, и две плошки – одна с размоченным горохом, вторая с медом. Из закрытой печи шел дух пареной репы. Волхв, видимо, собрался обедать…
Завершив все дела на Перыни, Гостомысл вернулся в Людин конец. В воротах чуть снова не столкнулся с боярином Самохой. Их разделило каких-то пятьдесят – шестьдесят шагов. Только на сей раз Самоха ехал не верхом, а в более привычном ему возке, на облучке которого сидел настоящий возница. Но возок боярина был известным в городе и хорошо узнаваемым, и потому всем было ясно, кто едет, укрывшись от ветра ведмежьей полостью. И от ворот возок сразу свернул в сторону Ильмень-моря. Дневной визит в Русу никого сильно взволновать не должен. У Самохи в Русе было две лавки, и всегда можно было сказать, что поехал по торговым делам. Днем даже переодеваться необходимости не было. Гостомысл остановился, оглянулся, и жестом подозвал сотника Русалко. Как-то так получилось, что сотник стал у Гостомысла чем-то вроде начальника догляда. Но сам этому не противился, и выполнял все, о чем попросят.
– Пошли кого-нибудь посмотреть, куда в Русе боярин заглянет. Сначала он, конечно, как заяц, крутить следом будет, путать, по городу помотается, но потом обязательно в свои лавки наведается, а вот куда потом… Неплохо было бы узнать. Поищи кого помоложе, чтобы на мальчишек походили. Мальчишки везде одинаковы, и у словен, и у русов.
– Сделаю, княжич, – согласился Русалко, обернулся, и подозвал к себе пару стрельцов. Внешне они, и вправду, на мальчишек походили. Хотя руки, конечно, имели стрельцовские, сильные, но эти руки скрывались одеждой, и потому определить сразу, что это стрельцы, было невозможно. Сотник объяснил молодым стрельцам, что требуется посмотреть. Те согласно кивали, потом отдали налучья с луками и тулы со стрелами сотнику.
– Если что, боярина больше не бейте. У него и без того глаза ничего, почитай, не видят. А после кулака совсем закроются. И… Вон у ворот стоит вагр, в шапке вместо шлема, должно, из леса вернулся. Волосы рыжие во все стороны из-под шапки торчат. Он голосом на князя Буривоя похож. Возьмите его с собой. Может, сгодится…
Стрельцы послушно поскакали к воротам, обменялись с вагром несколькими словами, тот побежал за стену. Стрельцы дождались, когда вагр вернутся на коне, и скоро все втроем поскакали по дороге в сторону Ильмень-моря. Годослав тем временем двинулся дальше, въехал в ворота, и сразу направился к чужому дому, где в первый раз навещал Велибору. Ее уже должны были перенести туда.
Собирать торжество по поводу похорон ятровки Гостомысл не желал. Он даже тризну хотел сделать небольшую, и незаметную. Тем не менее, около дома, где временно жила Велибора, уже собралось много людей. Причем, как сразу определил Гостомысл, посторонних. Здесь же стояли и вои полка Гостомысла, и даже немолодой сотник Бобрыня был здесь же.
Гостомысл подъехал сразу к Бобрыне.
– Откуда столько людей собралось, сотник?
– Люди приходят разделить с тобой скорбь утраты, княжич. И не только…
– Я по их довольным лицам вижу, что не только… Что говорят?
– Многие говорят, что боги покарали Велибору. За тебя. Все считают, что она направила в тебя отравленную стрелу. Ее винят, и ее старую труболетку Бисению. Ты бы, княжич, тайком как-то Бисению из города выпроводил. А то возьмет кто-то грех на душу, придавит старуху. Уж поговаривают об этом почти открыто.
– Спасибо, что предупредил.
– Еще поговаривают, но это только тихо, что Велибора отравила Буривоя, – шепотом сообщил Бобрыня. – Если поверят, народ может и носилки с телом в Волхов сбросить. Полынью прорубить не долго.