Стрельцы, устроившиеся было отдыхать, поднялись по тревоге. Седлать расседланных лошадей было уже некогда. И стрельцы заняли пешую боевую позицию среди строений поселения корабелов и на берегу речки Оскуй, что впадает в Волхов рядом с поселением. Русалко предполагал, что два свейских отряда разведчиков могли уже и объединиться. Тогда, возможно, их стало бы больше шестидесяти человек. Но шестьдесят копьеносцев не смогут одолеть полусотню стрельцов. Что же это за большой отряд идет с той стороны, куда выехала полусотня Благояра!
Уже полностью рассвело. И вопрос разрешился просто. С дороги свернули свои же стрельцы, но каждый из них вел на поводу одного или двух коней. Стрельцы перебили объединившихся свейских копьеносцев, и забрали коней, как объяснил сам Благояр, чтобы плотников и их семьи не пешком в Новгород отправлять. То есть, десятник проявил о корабелах ту же заботу, какую проявлял и сам Русалко, хотя они и не сговаривались.
– Корабелы далеко не ушли. И кони не у всех есть. Догоняйте их по реке. Коней отдайте. Что лишнее будет, пусть Бравлину передадут. Боевая добыча. Князь найдет, кого на коней посадить…
Полусотня стрельцов рысью направилась вдогонку за караваном, оставив с сотником только десятника Благояра для доклада. Благояр доложил:
– Мы далеко и отъехать не успели, свеев услышали. Сразу спешились, по обе стороны дороги засаду устроили. Темновато еще было. А в лесу – не на Волхове, там светает позже, потому пришлось подпускать близко. Но мы в лес отошли так, что копья с дороги достать не могли. Хорошо было бы их внутрь засады запустить, но тогда опасность есть, что стрела через дорогу пролетит, и в своего попадет. Место попалось ровное. Будь дорога где-то в низине или промежду холмов, как на другом берегу Оскуя, мы бы запустили. А так – я дал команду начинать стрелять, как только они к нам приблизились. Половину свеев еще и видно не было. Но они же дураки, как мы и рассчитывали. Лезут напролом под стрелы. Отступить посчитали для себя зазорным. Хотели на копья нас взять, на темноту надеялись. Думали, мы из прямо с дороги бьем. Но копья нас не доставали, мы за копья несколько человек с седел стащили, допросили потом…
– Сюда не привез?
– Нет, там допросили. Там же потом и повесили.
– Что-то сказали?
Конунг их, Оборотень, с утра выступает из Нево на Ладогу. Значит, к обеду на наш берег перейдет. Крепость трогать не планирует. Оставит за спиной. Знает, там гарнизон небольшой. К Новгороду двинется двумя колоннами, чтобы войско не растягивать. Часть пойдет рекой, часть дорогой. В Ошкуе колонны встретятся, дальше все рекой двинутся, потому что дорога за Ошкуем, как свеям известно от купцов, длинная и извилистая.
– Я понял… Остальное, если есть, что, потом доскажешь. Сейчас гони во всю прыть за корабелами, возвращай мужиков-плотников. Верхами пусть едут. Работа для них есть…
– Спросят, что делать надо? – этот вопрос, скорее, самого Благояра интересовал. Плотники могли бы и не спросить, да и объяснять им заранее не обязательно.
– Засеку[79]
поставим. Дорогу им перекроем. Пусть все идут рекой. Лед большую тяжесть не любит… Да, если и не провалятся, все одно колонна колонне мешать будет. У князя Бравлина время появится… И пошли кого-то толкового из своих людей, пусть князю расскажет, что мы сделать задумали. Свеев на дорогу не пустим. Хорошо было бы, если бы Бравлин дружины свои вывел, и на реке свеев встретил. С двух берегов.Благояр все понял, заулыбался, определив перспективу таких действий, и выбежал из сарая, где полусотня Русалко отдыхала. И уже через мгновение застучали копыта его коня. Благояр торопился догнать свою полусотню…
Но вернулся десятник почти сразу же, как было видно в маленькое оконце. Правда, видно было смутно, потому что оконце было не стеклянное, а из бычьего пузыря, к тому же промерзшего. Тем не менее, движение разобрать и это оконце позволяло. И назад десятник скакал чуть ли не быстрее, чем вдогонку за своей полусотней. Наверное, только и успел на лед спуститься, как пришлось воротиться. Значит, были новости. Русалко оделся, и вышел из сарая. Хороших новостей он не ждал, и потому был хмур. Но тоже заулыбался, увидев, что плотники Ошкуя возвращаются все верхами, c топорами в руках, словно уже сейчас намереваются засеку рубить, и во главе их едет князь-посадник Гостомысл с охраной из трех десятков воев.
Именно приезду посадника так обрадовался Русалко. За время поездки в далекий край тогда еще с княжичем Гостомыслом, сотник стрельцов Русалко успел к Гостомыслу привязаться, и считал его своим прямым командиром, хотя понимал, что подчиняться он должен напрямую князю Бравлину. Видимо, так же по отношению к Гостомыслу чувствовал себя и десятник Благояр, улыбающийся во все лицо. Гостомысл всегда пользовался симпатией и уважением среди словен, а сейчас, когда князем стал Бравлин, сына Буривоя многие считали незаслуженно обиженным, и потому испытывали к нему еще более теплые чувства.