След Сокола. Книга третья. Том второй. Новый курс – на Руян

Князь-воевода ехал в Аркону, не будучи еще полностью уверен в том, что с Вандалом ему удастся найти общий язык. И все при этом зависело вовсе не от Дражко, который, несмотря на внешнюю простоватость, был человеком достаточно хитрым и даже хитроумным. Умел притворяться, умел и говорить то, что от него желали услышать. Но всегда при этом преследовал свои цели. В данном случае, понимал князь-воевода, ему притворяться не придется, поскольку он едет в Аркону, как представитель князя Годослава и князя Руянского одновременно. Один, старший, князь бодричей, поморян, руян, вагров и нордальбингов. И верховный волхв храма Свентовита в Арконе тоже является его подданным. И сам город Аркона принадлежит Годославу, а не Вандалу, хотя влияние Вандала там, наверное, более мощное, чем влияние Годослава. Все это относится одинаково и к князю Войномиру, младшему князю, и даже родственнику Годослава. Все, кроме того, что в подданных у Войномира числятся только руяне и поморяне из Штржелово. Но и Аркона принадлежит, как дяде, так и племяннику, а не Вандалу, который привык уже за многие годы, когда на Руяне не было князя, чувствовать себя в Арконе главной величиной. И теперь князь-воевода при встрече с Вандалом должен как-то мягко, чтобы не вызвать противодействия, объяснить верховному волхву, что хозяин в городе вовсе не он. При этом следует выбрать какую-то золотую середину в поведении. Нельзя действовать грубой силой, как нельзя и показывать неуверенность в своем праве. По большому счету, как официальному соправителю княжества, Аркона принадлежала и Дражко тоже. И князь-воевода, понимая сложность задачи, которую ему предстоит решить, хотя изначально собирался сам возглавить поход на лютичей, а Войномира отправить в Аркону, решил переиграть ситуацию, и поменять роли. Войномир казался Дражко слишком молодым и прямолинейным, не способным на адекватное ситуации поведение. И самую сложную, на свой взгляд, часть работу по восстановлению на Руяне порядка, князь-воевода возложил на себя. И по дороге к переправе через залив обдумывал, как следует себя вести с Вандалом. При этом Дражко надеялся, что боярин Пламен сможет стать ему помощником, своеобразным мостом, который будет в состоянии удержать если не дружественные, то хотя бы деловые отношения. Но, чтобы так использовать боярина, следовало и его подготовить к этому.

Рассвет в это утро не торопился. Скорее всего, виной тому была близость моря, в котором стоял не густой, но все же туман. На расстояние, примерно, человеческого роста отходя от поверхности воды, туман медленно удалялся от берегов, освобождая все большее и большее пространство. Туман, видимо, и помешал паромщику увидеть, что на берег прибыл большой отряд. А паром находился в это время на другом берегу. Всадники остановились. Ни князь-воевода, ни боярин Пламен, не покинули седел, как это сделали простые вои, уставшие от скачки, и решившие размять ноги. Только Пламен сделал рукой знак одному из своих воев сопровождения, тот быстро подскочил к своему седлу, снял с него крутой, сильно изогнутый винтом рог дикого тура, и протрубил трижды призывный сигнал. Туман далеко унес звук, и на другом берегу пролива его должны были услышать. Обычно славяне пользовались берестяными рожками, имеющим совсем иное звучание. Но Дражко видел и такие музыкальные инструменты. В частности, такими пользовались франки, рядом с которыми князю-воеводе пришлось уже несколько раз воевать. Звук славянского берестяного рожка был несравненно более слабым и тонким, хотя и более музыкальным, более нежным. Но такой звук до противоположного берега достиг бы едва ли.

Так и стояли, дожидаясь парома.

– Как Вандал перенес гибель Веданы? – поинтересовался Дражко у боярина. – Тебе ничего не передавали?

– Передавали. Говорят, сильно переживал. Но хоронить ее не пошел. Наверное, плохо себя чувствовал.

– В море сжигали?

Обычно подобная церемония выглядит очень печально и торжественно. Для сжигания человека вместе с лодкой выбиралось всегда только вечернее время. Вместе с погребальной лодкой на воду спускались и другие, которые уважительно сопровождали погребальную, и не возвращались в порт, пока та лодка не сгорит окончательно, и море не поглотит в своем необъятном чреве останки и человека, и лодки.

– Да. Так обычно с кормчими поступают. Ведана же была кормчим. Лодку загружают хворостом, поливают земляной смолой[53], в центр ставят носилки, поджигают, и толкают лодку подальше от берега. Чем дальше уплывет, тем лучше, считается, убитого примет море. Ведана уплыла далеко. Дальше, чем обычно уплывают такие лодки.

– А ее мать? – вспомнил вдруг Дражко.

– Она была сотником в моей дружине. И давно уже погибла. Ее вознесли, как воя, на костер на земле. Вандал разрешил сжечь ее в кольчуге, как мужчину.

– Так кто был отцом Веданы? Все говорят, что сам верховный волхв.