След торпеды

«…Ты слыхала про белый камень, есть такой, и горит он как солнце. Очень дорогой камень. Так вот наш корабль носит имя «Алмаз». И дороже он всяких камней, потому что на нем плавают замечательные ребята. Ты спрашиваешь, что я делаю на корабле. Ничего особенного, сижу на стуле-вертушке и слушаю музыку моря».

Что теперь он напишет домой?

В кубрик вошел мичман Капица.

— Вы здесь. А я вас ищу. — Он сел рядом, ладонью пригладил на голове короткие волосы. — Гитару зачем с собой притащили?

— Подарили, товарищ мичман.

— Кто?

— Рыбаки. Мы у них с концертом выступали.

— И вы, конечно, бренчали на гитаре?

— Нет, я плясал «Яблочко».

— Артист! — удивился мичман. — Так, так, теперь бы нам еще балалайку, аккордеон, и пожалуйста, свой ансамбль. Что-то вроде «Морские витязи», да?

— На корабле можно и ансамбль создать.

— Не густо мыслишь, акустик. Ну а как море? По душе?

— Привыкаю, товарищ мичман. Никак не подберу мотив. Вот если бы вы стали дирижировать, тогда другое дело…

Мичман пытливо посмотрел в лицо матроса:

— Дирижер нужен, значит?

— Ага.

«Я тебе покажу дирижера, сукин сын!» — едва не выругался мичман. А вслух сказал не без упрека:

— Вот что, Егоров-младший, дирижером я не стану, а научить вас «читать» море — постараюсь. До седьмого пота буду гонять на тренировках.

Матрос ехидно спросил:

— Вот вы сказали, что я Егоров-младший? А кто же тогда Егоров-старший?

— Ваш отец, капитан первого ранга Михаил Григорьевич Егоров, в прошлом рулевой торпедного катера. Уж я-то знаю!

Матрос насупился: «А вот и не знаешь!.. И я тебе ничего не скажу, считай меня его сыном, хотя есть тут одна зацепка. Такая, что до слез проймет…»

— Чего притихли? — спросил мичман. — Испугались, что о вашей службе напишу отцу? Нет, Егоров, я не стану жаловаться вашему родителю. Никогда! Почему, да? Отвечу: во-первых, мне неприлично писать ставшему начальнику, каким для меня является капитан первого ранга товарищ Егоров, во-вторых, не в моей натуре жаловаться на своих подчиненных. Ты небось слыхал, что для командира важно понять душу подчиненного.

Егоров улыбнулся:

— Ох и тяжко вам будет понимать мою душу!

— Тот, кто увидел мрак, тот увидит и солнце.

— Я вас не понял…

В дозоре случилось такое, чего мичман никак не ожидал. Ему было обидно за матроса, но Капица умел сдерживать свои эмоции. Говорил он спокойно, ибо знал, как порой раним человек.

— Прохлопали подводную лодку. Это и есть мрак. А солнце… — мичман замялся. — Когда-то и твоя душа посветлеет.

— Душа посветлеет… — тихо повторил Егоров слова мичмана. — А вы уверены, что она у меня темная?

— Может, и не уверен. Впрочем, — добавил мичман, — не стоит ловить меня на слове. Вы, надеюсь, не забыли тот день, когда пришли на корабль?

— Разумеется…

— Я тогда говорил вам, что море — тяжелое ремесло. А охрана границы — это уже не ремесло, а долг. Ваш, мой — всех, кто на корабле. Может, я красиво высказался… Я к тому, что на службе дело не выбирают… Ладно… Скажите мне, что вы решили?

— Как что? — удивился акустик. — Разве вы не слышали, о чем говорил командир? Он сказал: мое место — на берегу. Такие, как я, тугие на ухо, на корабле не нужны. Вот я и собираюсь на бережок. Возьму с собой гитару и где-то определюсь.

Мичман странно поглядел на матроса.

— На берег, значит?

— А что, там не так уж плохо! — бодрился акустик, хотя голос у него слегка дрожал. — Уже и докладную написал…

— Можно прочесть? — спросил Капица.

— Я тороплюсь, командир может уйти в штаб, — и Егоров направился к выходу.

Мичман на секунду растерялся.

— Послушай, Егоров, — окликнул он матроса. — Ты подумай… Разве с корабля ты бежишь? От себя бежишь… Так-то, товарищ сын каперанга. И еще я тебе скажу — безвольный ты, Егоров.

— Я безвольный? — возмутился матрос, покраснев. — Может, я душой прирос к кораблю, а теперь вот надо рвать все. Больно, тяжко — а надо рвать! Что, не верите?

— Чего кричишь? — усмехнулся мичман. — Сила человека не в его эмоциях, в спокойствии… Вот что, Юрий, ты свой рапорт порви…

Но матрос уже выскочил из кубрика.

«Кипяток!» — подумал о нем мичман.

…Кто-то постучал в дверь. Марков встал. Перед ним появился матрос Егоров.

— Разрешите, товарищ командир?

— Ну-ну, заходите, — капитан 3-го ранга закрыл дверь, усадил матроса в кресло, рядом с собой. Глядя на матроса, спросил: — Как дальше жить будем?

Матрос смутился:

— Море, оно, конечно, горластое…

— Я не об этом, — Марков взял со стола лист бумаги, подержал его в руках. — Вот отчет пишу о дозоре и о том, как бы «обнаружили» подводную лодку. Что мне написать комбригу, не подскажете?

На лице матроса появились белые пятна.

— Я уже все доложил вам, товарищ командир. Не могу выдумывать, не могу и отрицать…

— Была, значит, чужая лодка? — перебил Егорова Марков.