След торпеды

— Он герой, да? Вы что-то путаете… Он бы мне рассказал. Нет, мой отчим не герой. Отец был смелым, решительным и погиб как герой. Капитан траулера рассказывал, что, даже раненный, он спасал людей и судно, а о себе не думал… — голос у матроса дрогнул, он прикрыл ладонью лицо, командир не видел, как из глаз выкатилась предательская слеза.

— Ты извини, — у Маркова перехватило горло. — Я об этом не знал. Извини…

Командир и акустик помолчали. Потом матрос поднялся:

— Разрешите идти?

— Иди, Егоров. Потом…

Матрос шагнул к двери, но тут же вернулся:

— Я забыл свою докладную.

— Возьми. Я не возражаю.

Марков, оставшись один, присел в кресло. Он почувствовал, как сжало сердце, но боль тут же утихла. Дорожка к сердцу матроса… Как-то неожиданно нашел ее Марков. Он еще не знал, как поступит с просьбой матроса списать его на берег, но в одном был уверен — Егоров открыл ему свою душу, доверился. А доверие многое значит…

— Ты здесь? — В дверях стоял замполит Румянцев. — Как дела?

— Все по-старому, — сердито отозвался Марков. — Как там, в политотделе?

— Нас приглашают туда к пяти часам вечера, — сказал замполит. — По вопросу торжественного ритуала. Адмиралу очень это пришлось по душе. Он хочет, чтобы мы поделились своим опытом на совещании партактива. Пойдешь?

— Чего спрашиваешь, сам же знаешь, что пойду, — проворчал Марков.

— Ну а что решил с матросом?

— А что решать? — воскликнул Марков. — Будет служить на «Алмазе». Ну а подводная лодка… — Капитан 3-го ранга встал. — Не все мне ясно с этой лодкой.

«Странно, вчера кричал на Егорова, а сейчас — будет служить на корабле», — подумал замполит, но решил поговорить об этом с командиром после партактива.

11

Скрипнула дверь, и в каюту заглянул капитан Капица.

— Можно? — спросил он и, не дождавшись ответа, вошел. — Вещи сына собрали? Ну вот и хорошо. — Он сел рядом, вздохнул. — По правде, мне жаль штурмана. Большие надежды я на него возлагал. Парень хоть был ершистый, но смелый, решительный, такими море живет…

Смысл слов капитана не доходил до сознания Акима, в его ушах все еще звенел, переливался голос сына: «Я обещаю тебе, отец, писать чаще…» Нет, теперь уже Петр никогда ему не напишет. И боясь, что это письмо может потеряться, Аким прижал его к груди. Капитан пристально поглядел на Рубцова.

— Скажи, капитан, — сдержанно заговорил Аким, — правда, что ты хотел отдать под суд моего сына?

— Вы только не волнуйтесь… — Капица провел рукой по щеке, затем встал, заходил по каюте и снова сел. — Кто вам об этом сказал?

— Никто. В письме сына… Оно адресовано мне, но, видно, не успел отправить. Хотите почитать?

— Я не люблю читать чужие письма, если там даже есть строчки обо мне… — Капитан растерялся от неожиданного вопроса и не знал, с чего начать разговор, как объяснить тот злополучный случай в море, едва не стоивший жизни всему экипажу. Он понимал: трудно убедить отца в том, что его сын сделал тогда то, чего не позволил бы себе самый опытный мореплаватель. Но Капица смотрел ему в лицо и читал в глазах гостя немой вопрос: «Ну, чего молчишь? Говори, я слушаю…»

— Да, я говорил штурману, что за ЧП ему придется держать строгий ответ, возможно даже на суде. В море он поступил весьма опрометчиво… Надеюсь, об этом он пишет вам?

Не глядя на капитана, Аким ответил:

— Есть и об этом… — Помолчав, добавил: — Петр никогда мне не врал. Может, ему было тяжело говорить правду, но он никогда не врал.

Капитан молча размышлял над словами гостя. Он уже успел убедиться в том, что Рубцов — человек, умудренный жизненным опытом, хорошо знающий море и все то, что связано с ним у каждого, кто выбрал на нем свою дорогу. И, может быть, поэтому у капитана к гостю появилось доброе чувство.

— Я скажу вам правду, Аким Петрович, — наконец заговорил Капица. — В штормовом походе, когда «Кит» едва не наскочил на подводную скалу, был полностью виновен ваш сын. Кстати, к его чести, он еще тогда понял это и не искал оправданий. Он только говорил, что это — риск, а за риск не судят. Но, поверьте, я бы этого не сделал. Я ведь старый моряк, умею ценить все доброе, что есть в человеке. Конечно, история с Олей мне пришлась не по душе. Я почему-то думал, что Петр поиграется с девушкой и бросит. Не знаю почему, но я ожидал такого конца. А в тот день, когда мы вернулись с промысла и я пригрозил Петру судом, Оля вдруг пришла ко мне со слезами на глазах и стала просить за штурмана. «Может, от него у меня ребенок будет, — говорила она. — Петя хочет сына…»

Аким вздрогнул: «У Петьки есть наследник? Надо разыскать Олю».

— Но я не поверил ей, — продолжал капитан. — Она захотела выручить штурмана. Да, да — выручить! Она любила его, потому и решилась на такой обман. Я тоже человек не железный… Пообещал ей, что с головы штурмана не упадет ни один волосок. Нет, не ради самой Оли, я тоже уважал Петра.

«Вот ты какой, капитан, а я-то совсем плохо о тебе подумал», — пронеслось в голове Акима, но он молчал, он ждал, что еще скажет Петр Кузьмич.